Кристофер Прист - Гламур

Теперь и он заметил меня. Реакция его была мгновенной и испугала меня не на шутку. Лицо его выразило удивление, но вовсе не оттого, что я тоже была невидимкой, – он воспринял мой открытый взгляд и улыбку как откровенный сексуальный призыв. Он оглядел меня с ног до головы, затем, к моему ужасу, подхватил с пола мешок и, сунув его под мышку, двинулся на меня, раздвинув рот в отвратительной плотоядной ухмылке. Какое-то мгновение я видела один этот омерзительный рот: гнилые зубы, черные и щербатые, и обвислые мокрые губы. В страхе я попятилась, но он уже выбрал жертву и хотел ее получить. Он что-то произнес. К счастью, шум внутри магазина уберег мой слух: я не разобрала слов, хотя смысл был и без того ясен. Мужчина казался громадным. Мне хотелось только одного – исправить свой промах, улизнув от него побыстрее. Я бросилась бежать, но тут же столкнулась с каким-то покупателем – нормальным, который не мог меня видеть и даже не подумал посторониться. А тот, невидимый, почти настиг меня и уже протягивал свободную руку, шевеля пальцами, готовый в меня вцепиться. Я понимала, что никакая толпа меня не спасет. Хоть мы и в людном месте, если он поймает меня, то сделает все, что захочет, прямо на глазах у публики, и никто ничего не заметит. В жизни я не была так напугана. Я бросилась прочь, лавируя между покупателями и чувствуя, что он не отстает ни на шаг. Я хотела закричать, но меня бы все равно не услышали! Был будний день, время обеда, магазин был битком набит народом, но никто даже не пытался уступить мне дорогу. В этой толпе меня ожидала не рука помощи, а только лишние препятствия. Я еще раз оглянулась. Мой преследователь больше не улыбался, он мчался с ужасающим проворством, с откровенной злобой на лице, – злобой хищника, от которого ускользает добыча. Это зрелище устрашило меня до полусмерти. Страх буквально парализовал меня: у меня подкосились ноги, и я чувствовала, что погружаюсь все глубже в невидимость. Увы, эта бессознательная реакция на опасность сейчас оказалась совершенно бесполезной, хуже того, я делалась еще более уязвимой и беспомощной перед невидимым преследователем. Из последних сил я рванулась сквозь толпу к ближайшему выходу.

Только выбравшись на улицу, я оглянулась назад и поняла, что насильник сдался. Он больше не гнался за мной. Я увидела его у входа в магазин. Он стоял, прислонившись к стене, и переводил дух, наблюдая за моим бегством. Даже в такой позе он все еще имел угрожающий вид, и я продолжала мчаться по Оксфорд-стрит со всех ног, пока силы окончательно не оставили меня. Больше я никогда его не видела.

Эти две случайные встречи стали прелюдией к моему знакомству с большим теневым миром, где обитают невидимые. После происшествия в «Селфридже» я стала замечать в Лондоне все больше и больше себе подобных, словно встреча с первыми двумя открыла мне глаза на существование остальных. Однако до поры я старалась держаться от них подальше. Вскоре я выяснила, где всегда можно встретить невидимых. Они есть повсюду, где можно легко затеряться в толпе, украсть еду или найти место для ночлега. Всякий раз, заходя в супермаркет, я обязательно замечала одного-двух. Часто они промышляют в больших универмагах, иные там и селятся. Популярны и мебельные магазины. Многие невидимые питают склонность к бродяжничеству: кочуют с места на место, спят то тут, то там – в гостиницах или в частных домах, где занимают пустующие постели либо устраиваются в гостиной на мягкой мебели. Позднее мне стало известно, что у невидимых широкая сеть контактов, есть и места постоянных сборищ. Концертные залы, театры и отели – вот где они предпочитают встречаться. Кроме того, известны два-три паба в различных частях Лондона, куда некоторые из них заходят вполне регулярно, чтобы пообщаться.

Волей-неволей я тоже прибилась к ним. Скоро я поняла, что мужчина, бросившийся на меня в «Селфридже», – скорее исключение, а не правило. Впрочем, ничего необычного в нем тоже не было. Когда невидимые мужчины стареют, они становятся все более одинокими и превращаются в изгоев среди изгоев: общество бывших товарищей отвергает пожилых одиночек, не желая больше знать, чем и как они живут, и тем более заботиться о них. Многие из этих людей серьезно нуждаются в медицинской помощи. Время от времени мне приходилось слышать о смерти того или иного невидимого. Тело чаще всего находят в магазине или в вестибюле общественного здания, иногда просто на скамейке у Темзы.

Властям трудно установить, что за человек отправился в мир иной, но невидимым это всегда известно.

Большинство невидимых, будь то женщины или мужчины – а их примерно поровну, – еще молоды или, по крайней мере, не стары. Как правило, еще детьми или подростками эти люди оказываются в изоляции; позднее, бежав из родительского дома, они тянутся в Лондон или другой большой город и застревают там навсегда. Мне не встречалось ни одного дожившего хотя бы до сорока, и не очень-то хотелось задумываться о том, почему они умирают так рано.

В целом невидимые – это масса параноиков, уверивших себя в том, что они отвергнуты обществом, презираемы и запуганы и что само общество вынуждает их к преступному образу жизни. Они чураются нормальных людей, но при этом глубоко им завидуют. Зачастую они боятся даже друг друга, но, собираясь вместе, не могут не хвастать, нелепо преувеличивая свои недавние подвиги. Есть, правда, среди них и параноики другого рода, склонные впадать в противоположную крайность. Эти заявляют о своем врожденном превосходстве, о силе и власти, которые дает им невидимость, о проистекающей из нее полной свободе. Почти все невидимые, которых я знала, – ипохондрики, и не случайно. Они одержимы заботой о своем здоровье, ибо медицинская помощь им недоступна и в случае недуга можно рассчитывать только на крепость собственного организма. Многие страдают венерическими и другими инфекционными заболеваниями. У всех поголовно – плохие зубы. Жизнь их по большей части коротка. Среди них немало алкоголиков или идущих по этой дорожке. Некоторые принимают наркотики, но особо остро проблема наркомании не стоит, зелье в их среду регулярно не поставляется. Практически все они – без работы и постоянного места жительства.

При желании они могли бы прекрасно одеваться – украсть одежду ничего не стоит, – но в подавляющем большинстве они лишены привычки следить за собой. Они таскают на себе одну и ту же вещь, пока не порвут до дыр и не провоняют окончательно, и только тогда озаботятся чем-то новым. Многие волокут за собой повсюду громадные чемоданы, а то и сундуки, набитые пожитками. Но больше всего их заботит собственное здоровье, эту тему они способны обсуждать без конца. Они всегда имеют при себе кучу всевозможных лекарств, регулярно посещают аптеки, крадут там все, что попадается под руку, и не упускают случая пополнить свои запасы.