Дафна Морье - Правь, Британия!

— Неважно, в чем причина, — сказала Эмма. — Важно, что жизнь теперь пойдет своим чередом.

Они направились к дому. Энди и Сэм несли корзину яиц и молоко. Эмма пропустила их вперед и, когда они скрылись из виду, развернула пакет. Это была та самая

пленка с записью. На приложенной записке странным паучьим почерком бьшо написано: «Многообещающий дебют, несмотря на тревожную ночь, был услышан многими и оценен высоко. Меня отсылают из этих краев, так что я скоро уеду, но я верю — когда-нибудь мы встретимся снова. Уважаемые леди, примите мои почтительные пожелания самого наилучшего».

Записка была подписана: «Таффи».

«Значит, я так никогда и не узнаю, — подумала Эмма, — работает ли он на самом деле на кельтских националистов или еще на кого-то, пустил ли он запись на этой ленте в эфир для сотен слушателей в Корнуолле, Шотландии и Уэльсе, или это все его бредни, фантазия, чтобы отвлечься». От чего? От скучной неудавшейся жизни? Подачка самолюбию, как сказала о себе Мад, рассказывая о шести приемных мальчишках, взятых потому, что она всегда хотела семерых сыновей? Может быть, мистер Уиллис мечтал быть народным лидером, а у Эммы в момент прозрения заметил подсознательное желание покрасоваться, подек-ламировать?

Дом наполнился звуками. Когда Эмма пошла в холл, до нее донеслись обычные звуки повседневного мира, которых не бьшо, казалось, целую вечность. Во-первых, работал телевизор, который включили в библиотеке мальчишки. Во-вторых, звонил телефон. Она выбрала телевизор, так как бьшо как раз около восьми, и, если повезет, она услышит местные новости.

— Скорей, — крикнул Энди, — это подлодка, мистер Уиллис был прав.

Она подошла и встала за ними, но сперва открыла все шторы, чтобы впустить в комнату свет и свежий воздух. На экране молодой диктор, побледневший, в своем ужасном фиолетовом галстуке, говорил:

— …были сброшены глубинные бомбы, объединенные силы СШСК приведены в состояние боевой готовности, но штаб объединенного главнокомандования еще не сделал заявления, и до сих пор не установлено, находилась ли в этом районе подводная лодка, а также ее принадлежность. Сообщают, что, по еще не подтвержденным данным, взрыв, уничтоживший несколько дней назад американский корабль в бухте Полдри и повлекший за собой многочисленные человеческие жертвы, мог быть результатом торпедной атаки. В любом случае, принятые недавно меры по обеспечению безопасности и соответствующие ограничения, затронувшие повседневную жизнь населения, сняты, и морская пехота в настоящее время покинула порт и берег Полдри и передала управление местным властям, которые заявляют, что пройдет еще несколько дней, прежде чем восстановится нормальное течение жизни. — Он опустил глаза на листок бумаги в руке. — Сегодня утром на Даунин-стрит пройдет собрание кабинета министров. Предполагается, что у членов кабинета возникли разногласия по вопросам общей политики и будущего СШСК. Следующий выпуск новостей в девять часов.

Телефон все еще звонил. Эмма выбежала из библиотеки в прихожую.

— Я возьму трубку, — крикнула она появившейся в дверях кухни Дотти.

— Слава Богу, — сказала Дотти, — дали электричество. Я делаю на всех омлет. Сэм только что принес яйца.

Эмма схватила трубку.

— Алло? Кто это? Что вы хотите?

Трубка выпалила голосом с иностранным акцентом:

— Одну минуточку, пожалуйста!

Потом пауза и — невероятно, но, если подумать, вполне естественно — в трубке раздалась быстрая речь Папы:

— Это ты? Эмма? Почему никто не подходил к телефону? Я уже целую вечность вам звоню, не могу дозвониться. Я очень спешу, до начала конференции пять минут. Что происходит, чем вы заняты?

— Послушай, даже не знаю, с чего начать… Откуда ты звонишь?

— Я в Цюрихе. Прилетел вчера из Нью-Йорка. До конца конференции я не знаю, полечу ли я потом домой в Лондон или дальше в Токио. Суматоха… хаос… вопрос о существовании СШСК поставлен на карту. Дома, похоже, все теряют голову и затеяли смуту, —как мне рассказали, начали какие-то остолопы из ваших краев, которые сами не знают, чего хотят. Я чувствую, что зараза распространяется по всей нашей дурацкой стране, как эпидемия оспы, так что американцы могут нас бросить. А это будет означать банкротство, скорее всего, но им-то какое дело? Они давали нам шанс. Или полный переворот и военное положение. Это вас проучит… Кстати, я же звоню пожелать моей любимой старушке долгих лет жизни.

Долгих лет жизни. О, Боже, она забыла. Все забыли. Сегодня же у Мад восьмидесятилетие.

— Папа, ужасно, но мы все забыли о Мад, так много всего происходит, Папа…

Он не понял, ему было все равно.

— Поцелуйте ее за меня и скажите, что я привезу в подарок колокольчик. Можете звонить в него по очереди, чтобы не засыпать. У вас на западе все только и делают, что спят — по крайней мере, так было до того, как в вас проснулась жажда крови. Я ужасно устал, вымотался, последние двадцать четыре часа не спал. Не обращайте внимания на то, что слышите по радио, телевидению или читаете в газетах, всяческие слухи нужно подавлять. Правда, эти юнцы наделали дел, объявившись в Уэльсе и Шотландии, возглавили движение и, если дело дойдет до войны, будут сражаться на той стороне, не послушались ничьих умных советов; их старшие и более титулованные родственники остались в дурацком положении, с этим еще предстоит разобраться… Мне пора. Эмма, родная, мне пора… будь осторожна и передай мои поздравления…

Он повесил трубку. Эта единственная связь с представителем разума оказалась совсем не разумной. Папа такой же сумасшедший, как мистер Уиллис. Даже теперь невозможно определить, на чьей он на самом деле стороне, чего он хочет. Он все еще за СШСК или уже против? Почему Цюрих? Почему Токио?

Повесив трубку, Эмма выглянула в окно на подъездную аллею. Что теперь? События не успевали сменять друг друга. Прибыла машина Бевила Саммерса, на переднем сидении устроился Терри, сзади него Джо.

— Дотти, — радостно закричала Эмма, — Дотти, они вернулись, они дома. Сходи в подвал и разбуди Мад. И ты знаешь, какой ужас, мы же забыли, что сегодня день ее рождения. Звонил Папа, передавал ей поздравления.

Дотти, открыв рот, застыла со сковородкой в руках в дверях кухни.

— Не прощу себе никогда, — сказала она, — а кроме того, еще и апельсиновый сок кончился. И что она на это скажет?

Мальчишки подошли к калитке: Терри без костылей, Джо, за ними и Бевил Саммерс. Эмма подбежала к ним через сад и бросилась обнимать.

— Мои мальчики, мои мальчики, — повторяла она, что было явно излишне и вообще не шло к ней. — Если бы вы только знали, что нам пришлось пережить.

— Вот так раз, — воскликнул Терри, целуя ее в обе щеки. — Мы, понимаешь, сидим в чертовом Ланхид-роке, под угрозой пыток, виселицы, и все за наших женщин, за нашу любовь…