Майкл Муркок - Лондон, любовь моя

Один или два раза в год Мэри с удовольствием посещала Дорвард-Холл, где обе молодые женщины заботились о ее удобстве, при этом уважая ее привычку к уединению. Это было более приятное пристанище, чем то, в котором она как-то оказалась, и где всем заведовали монахини, с которыми у нее было мало общего. Здесь она гостила у дочери, в безопасности семейного уюта.

Почти не испытывая тревоги за дочь, Мэри гордилась ею, следила за рецензиями и охотно сообщала соседкам, когда знаменитая «Мэв Макбрайд» будет давать теле — или радиоинтервью. Хелен была любимым гостем на передаче «Женский час», особенно когда обсуждались темы, связанные с шотландским фольклором или историей. Ее называли голосом Шотландии. Забавно, конечно. В ней не было ни капли шотландской крови, хотя иногда она думала, что ее ясновидящая мать непостижимым образом черпает свои силы в кельтской мудрости.

Мэри родилась на улице Семи Сестричек, меньше чем в миле от женской тюрьмы Холлоуэй. Вырастила ее, окружив суровой заботой, бабушка Фелгейт, которая поклялась, что Мэри никогда не кончит тем, чем кончила ее мать. Бабушка так тщательно штопала и стирала ее одежду, что окружающие думали, будто она только что из приюта, а в школе ее дразнили каторжанкой.

Когда Мэри исполнилось восемь, бабушка Фелгейт, усохшая от старости до экономных четырех футов одиннадцати дюймов, организовала их переезд в Клеркенуэлл, в многоквартирный «дом Пибоди» 1900 года постройки на Боулинг-Грин-лейн, недалеко от Фаррингдон-роуд. Рядом был мясной рынок Смитфилд, на котором Мэри, как и все местные дети, научилась зарабатывать первые в своей жизни пенни. Мэри полюбила Клеркенуэлл. Бабушка Фелгейт умерла, когда девочке было пятнадцать. К тому времени она уже год работала в универмаге в Холборне. Патрик Газали из отдела электротоваров задел заветную струнку в ее душе, а дедушка Фелгейт, который, хотя и не чаял в ней души, пока она была маленькой девочкой, впоследствии отнесся к ней равнодушно, радостно выдал ее замуж и сбыл с рук, едва ей исполнилось шестнадцать.

Воспоминание о родах смешалось в сознании Мэри с ощущением того, как она падает в огонь вместе с ребенком, который перевернут вниз головой, но она при этом крепко держит его в руках. Она почти не получила ожогов, и пожарные называли это чудом, но когда ее попросили назвать день своего рождения или рождения дочери, она автоматически называла дату той ночи, когда погиб ее муж, а она восстала из руин пожарища: понедельник, 30 декабря 1940 года.

Впрочем, сама Мэри Газали считала, что в действительности ее второе рождение приходится на 1955 год. В то лето, на тридцать первом году жизни, к ней практически вернулась память, так что врачи поверили в то, что рецидив коматозного состояния маловероятен, и в конце концов позволили ей выйти в новый загадочный мир, в котором возводились белые небоскребы зданий, пестрели рекламные щиты. Мир, в котором все слова, что она слышала, казались ей «гладкими», «чистыми», «мягкими». Послевоенные новаторы архитектуры прировняли витражные стекла и мозаичные орнаменты к реакционному вагнерианству, нацизму и потому не реставрировали викторианскую плитку, отказавшись от затейливых каминных решеток и плафонных розеток. Оставаясь довоенным ребенком, Мэри видела в этом продолжение войны другими средствами и испытывала страх перед пуританской яростью простоты. Хелен в это время сдавала свой первый экзамен на аттестат зрелости в школе Годольфина и Латимера в Хаммерсмите. Было решено не тревожить ее до каникул, особенно потому, что в начале того же года умерла от рака жена Гордона, Рэйчел. У Мэри камень с души упал, когда Гордон Мелдрум посадил ее на поезд и отправил к своей сестре в Абердин, и этот город пришелся ей куда больше по вкусу, чем заново отстроенный белоснежный Лондон.

А потом на несколько недель к ней приехала Хелен.

На Мэри большое впечатление произвело искреннее сочувствие дочери. Ведь тогда в больнице она так и не смогла толком понять ее характер. А в Шотландии Хелен много гуляла с ней, провожала на берег, помогала исследовать Абердин и ближайшие городки. С изумлением смотрела Мэри на серое Северное море. Раньше она никогда не выезжала из Лондона.

Шотландия все еще оставалась для нее волшебной страной. Ей нравилось воображать, что она порвала с лондонским прошлым, а Хелен и Делия с удовольствием поддерживали в ней эту фантазию. Они возили ее к замкам и устраивали пикники в уединенных горных долинах. В течение следующих пяти лет она обнаружила в Горной Шотландии множество деталей, о которых уже читала в романах дочери, но когда поезд примчал ее обратно в шумный Лондон, Мэри Газали поняла, что по большому счету в Лондоне ей лучше.

Поначалу она стеснялась перед дочерью того, что не имеет ни приличного образования, ни воспитания, которое Хелен получила у Мелдрумов. Но для шотландцев обе они были англичанки, более или менее чужие, поэтому эти барьеры постепенно растаяли и никогда впоследствии не возникали.

любопытно сделал состояние обирая шлюх из Южного Кенсингтона я никогда не могла выносить детский запах затхлый боже ты что-нибудь подхватишь ни одного овоща за всю жизнь ни съел ничего овощного полжизни провел жалуясь на запор вторую сидя на горшке слабительное тоже не подарок моя мать заработала себе рак прямой кишки о нет нет

Щедро снабженная трехмесячным запасом таблеток, Мэри застегнула кофту и со спокойным любопытством поглядела на инструменты, разложенные на поставленном рядом с кушеткой подносе из нержавеющей стали.

— А как ваши головные боли? — Доктор Бриджет закончила мыть руки в маленькой раковине. Когда-то этот дом, ныне превращенный в частную больницу, был образцом роскоши. На тисненых обоях аллегории Неба, Земли, Воды, а с покрытых лепниной потолков, была уверена Мэри, некогда свисали газовые светильники, наполняя этот уютный дом теплым светом Огня, — С вами все в порядке, Мэри?

Миссис Газали возмущало фамильярное обращение по имени, этот слегка высокомерный тон. В больнице его усвоили уже после того, как она выписалась, но теперь так разговаривают и в полиции. Мэри была воспитана в более консервативных традициях.

— В последнее время я чувствовала себя очень хорошо, доктор Бриджет.

— Ну а что там в Клинике? — Доктор Бриджет зевнула. — Память улучшается, Мэри? Садитесь же, милая. Когда Вы в Последний Раз Видели Своего Отца?

— Он был солдатом. — Взгляд Мэри, блуждая, упал на окно, где виднелась узкая полоска зеленой травы, на которой играли две смуглые девочки в школьной форме. Рядом болтали, радуясь минутной передышке, их мамаши. — Из Канады, я думаю.

— Да, — сказала доктор Бриджет. Она поправила свои мышиные волосы и на секунду подперла ладонью щеку. В ее карих глазах застыло терпение. — Да, дорогая, вы уже упоминали об этом. Так что все, что нам нужно, это получить новый рецепт? Чтоб спалось хорошо и все такое?