Ханне Эрставик - Любовь

Юн целится в себя в зеркале. Двумя руками он железной хваткой сжимает пистолет, а когда стреляет, еще упирается локтями в живот. Как выглядит тело, прошитое пулями? Юн думает о леденечной фигурке и о шоколадном торте со светло-коричневым кремом, только чур не черный, как давали на последнем дне рождения, куда его звали. В зеркале у него за спиной появляется Вибеке, выходит голая из кухни со склянкой в руке и улыбается: мол, нашла. Потом скрывается в гостиной, прибавляет звук. Она и утром после душа всенепременно крутится в гостиной, натирает себя кремами. Но по вечерам она никогда в душ не ходит. Похоже, решила привести себя в порядок загодя, чтоб не тратить времени в самый день рождения.

Юн замирает на минуту и сразу чувствует, как сквозит. Холодом тянет от входной двери. Надо было проложить ее утеплителем, а сверху – клейкой лентой, он видел, что так сделано в тех домах, куда он заходил. Юн засовывает пистолет в карман, потом берет другую шапку. Лучше оставить Вибеке хлопотать одну. Если его не будет дома, когда она печет торт, то получится как бы более настоящий сюрприз, думает он. Отойдя от дома на пару шагов, он спохватывается, что забыл варежки, но не возвращается.

Вибеке зовет Юна. Она не может отыскать вчерашнюю газету, а там была статья, о которой говорили на работе. Правая рука Вибеке занята сигаретой. Юн не отвечает. Только же что на глазах вертелся. Она зажигает бра, чтобы посмотреть, не завалилась ли газета за диван. Наверно, возится с чем-нибудь у себя внизу, думает Вибеке. Потом берет сумку и возвращается в ванную. Тушит сигарету в раковине, надевает лифчик, устраивается на толчке, вытаскивает новый лак, откручивает крышку. Багрово-красная капля на кончике микрокисточки завораживает, так и хочется потрогать ее губами. Наверняка мягкая и холодная. Вибеке покрывает лаком ногти на ногах, сделает один – и вытягивает ногу, любуется.

Юн идет в сторону центра. Горку обвивают фонари, он движется от одного к другому. Ухо ловит отголоски далекой музыки и шум моторов, ага, думает Юн, аттракционы заработали. И прибавляет шагу. Но на пустыре около больницы останавливается, отламывает палочку от ветки и выводит на снегу свое имя.

Юн. Чуть погодя разметает его: оставлять следы ни к чему. Палочка зашвыривается в лес так далеко, как только хватает сил. Он припускает дальше, на ходу дуя на руки.

Впереди дороги он видит за поворотом двух девчонок на коньках. У них длинные волосы, когда девчонки кружатся, волосы разлетаются вокруг головы. Коньки фигурные, замечает он. На таких только кружиться. У него самого коньки с длинными, воронеными полозьями. Он нагоняет выписывающих пируэты девчонок. Теперь видно, что они разучили несколько движений и пытаются делать их синхронно. Поверх непромокаемых штанов они нацепили коротенькие юбочки, тоже мне, думает он, прямо фигурное катание в телике. Дорога белая-белая. Без грязных кантов, как в городе. Здесь для этого слишком мало машин. Он прислоняется к фонарю и смотрит на фигуристок. Старается не моргать. Руки сует в карманы: погреть. Брюки тесные, ладони едва протискиваются. Ему приходит в голову, что он похож на героя вестерна – стоит, подпирает стену у дверей салуна. Изо рта – облачко пара, когда оно поднимается до середины глаз, он отгоняет его резкими выдохами. Одна из девчонок подходит ближе. Она стоит перед ним на коньках, классно держит равновесие. Девочка спрашивает, не хочет ли он сходить с ними на площадку. У нее так замерзло лицо, что она не может толком выговорить «площадка». Они дружно смеются.

Вибеке дует на пальцы, машет кистями рук. Интересно, который теперь час? Не сегодня ли, в среду, она хотела не забыть посмотреть что-то по телевизору? И что это было? Она аккуратно подтягивает халат повыше на плечи, идет в гостиную, включает телевизор, нажимая на кнопку костяшкой пальца. Ну конечно. Начало пропустила. Английский сериал, вот что ей сказали на работе. Хоть что, все равно удовольствие послушать чистый английский, а не пресный квакающий американский.

Она полулежа устраивается на диване, положив голову на подушку. Махровый поясок халата медленно сползает по внутренней стороне бедра. Левая рука легко нащупывает на столике пачку сигарет.

– Слишком холодно, – встревает вторая девчонка. – И втроем неинтересно, людей мало.

У нее поверх ботинка чехлы на молниях. Они белые, Юну кажется – теплые и мягкие. Он стоит между девочками. На коньках они выше него.

– А у тебя коньки есть? – спрашивает та, что подошла первой.

– Да, – отзывается Юн. – Я в первой группе конькобежной секции. Правда, я пока не очень, тренировался мало.

Он рассказывает о старике с коньками. Они никогда не слыхали о Кубке Приполярья. Юн чувствует, что глаза снова дергаются.

Тогда вторая девочка говорит, что ее старший брат самый сильный конькобежец во всем районе. Брату уже двенадцать. Первая усмехается: нуда, ваша семья во всем первая. Юн складывает пальцы лодочкой и дышит на них.

– На, возьми мои варежки, – говорит та, первая, – я сейчас другие принесу.

Она машет рукой в сторону ближайшего дома. И протягивает Юну варежки. Красные. Он надевает их. Маловаты. Зато совсем новые, даже мягкая подкладка не замухрилась. Вторая девочка говорит, что ей пора домой. Она вытаскивает шапку из кармана и двумя руками начинает натягивать ее на голову. Варежки торчат над ушами. Так она похожа на кролика, думает Юн.

Они идут к дому. Юн оглядывается и видит, что вторая девчонка уже далеко. Она не катится, а шагает, высоко поднимая ноги.

Он должен подождать в коридоре, пока она спросит разрешения, чтоб он к ним зашел. В центре зеленого ковра на полу ручеек воды, натаявшей с зимних сапог, кучей сваленных слева и справа вдоль всего коридора. Точно как у нас дома, думает Юн. Он всегда обметает ботинки веником на пороге, но, сколько ни обметай, вода натаивает все равно.

Стены в предбаннике серые. Дверь внутрь дома коричневая с рифленым стеклом. Раздаются голоса, течет вода, потом кран закрывают. Чем-то пахнет, но Юн не может разобраться чем. Потом он слышит приближающиеся шаги. Сквозь стекло он видит размытый силуэт девочки, красное пятно свитера, руку, которая тянется к двери и к нему.

В доме пахнет дровяной печкой, вот чем. Сухостью. Они поднимаются на второй этаж. Там несколько дверей. Она отворяет одну из них, зажигает верхний свет и пропускает Юна вперед. Она делит комнату с кем-то, понимает Юн, увидев две кровати. Прямо напротив двери – окно. Оно смотрит на задний двор и лес.

Юн подходит ближе. По обеим сторонам окна болтаются цветастые занавески. Кусок между домом и лесом освещен, свет падает из окон. Юн думает о том, до чего все-таки похожи черные тени стволов на белом снегу на штрихи на бумаге. Чем дальше, тем штриховка гуще. На горизонте сплошная черная полоса. Она спрашивает, почему он все время делает так глазами. Не знаю, отвечает Юн. Я стараюсь не моргать, да не выходит. Теперь он повернулся к девочке. Девочка несколько раз подряд зажмуривает глаза. Трудно, говорит она. Я не замечаю, отзывается Юн. А у моей тети стеклянный глаз, кивает девочка. Она, когда была маленькая, обожала подглядывать в замочную скважину, а мой папа однажды встал с другой стороны и сунул в замок отвертку, ну чтоб она от него отстала. Поиграем? Прежде чем он успевает открыть рот, она вытягивает из-под кровати поле с черно-белыми фишками. Поставив его между собой, они усаживаются на полу.