Иван Шевцов - Голубой бриллиант

– Это зависит от человека. У кого-то несбыточная. У меня сбыточная. Даже если ты захочешь, – не дай бог, – оставить меня и больше не встречаться со мной, я все равно буду тебя любить. И любовь свою унесу в могилу. Потому что ты послана мне – пусть с огромным опозданием – из Вселенной.

– Потому, наверно, и опоздала, что издалека шла, – радостно сказала я. Незаметно подкрался вечер.

– Мне пора собираться в Тверь, – с сожалением сказала я, глядя на него умоляюще.

– Как?! – воскликнул он. – А ты не можешь остаться?

Этого я и ожидала.

– Могу, – тихо согласилась я. – Только позвоню родителям. Предупрежу.

Потом я, как и обещала, позвонила Лиде, когда Лукич удалился в ванну.

– Лидочка, дорогая, все как во сне. Сверх всех ожиданий. У меня слов нет, одни восклицания. При встрече расскажу. Я остаюсь у него на ночь.

Лукич вышел из ванной в одних плавках. Я прильнула к нему и поцеловала. Спросила:

– Я слышала в ванной вы с кем-то разговаривали?

– Это я стихи читал. О любви. Они меня заполнили до краев и требовали выпустить на люди, – возбужденно ответил он, а я сказала:

– Но в ванной людей не было. Кому вы читали?

– Естественно, тебе.

– Но я не слышала. Вам придется повторить.

– С удовольствием.

Прочитав лермонтовские строки, Лукич сказал:

– Проживи он хотя бы до пушкинского возраста, он мог бы много сказать потомству. Он убит, не достиг творческого расцвета, убит если по-теперешнему – в юношеском возрасте.

– Так пылко о любви могут писать только юноши, – заметила я.

– Ну почему же? А вот далеко не юный гений и не профессиональный поэт Микеланджело, сгорая от любви, тоже обращался к поэзии. Он писал:

Дивная жрица – это ты, несравненная Чайка. Я обращаюсь к тебе словами великого ваятеля:

Ну как? Возьмешь целиком?

Он весь искрился и цвел. Меня удивляла его юная душа. Никакого возрастного барьера, которого я опасалась, между нами не было и в помине. Я спросила:

– А вы сами никогда не сочиняли стихи?

– Только раз в жизни. Один единственный раз. И то экспромт, перед твоим приходом ко мне. Когда ждал тебя.

– А почему же молчите, не обнародуете?

– Они примитивны, не достойны твоего величия.

– Давайте послушаем, – попросила я. И он прочитал:

– Ты явилась ко мне из Вселенной, как посланец античных богов, принеся, как подарок нетленный, неземную, святую любовь. – Он смущенно посмотрел на меня, и во взгляде его был явный вопрос: ну как? Я сказала:

– Не плохо. Только «каков» многовато. – Он не обиделся, с чувством юмора у него не было проблем.

Лежа в постели, прижавшись друг к другу, как молодожены, мы говорили о будущем, нашем будущем. Вернее, он говорил о нашем, а я о своем. Мне нужен ребенок. Муж совсем не обязательно, поскольку настоящие мужья в наш век – это редкость, а не настоящего мне не нужно ни за какие блага.

– Мне нужен муж, который бы любил меня и которого любила бы я, и только так, – говорила я. И Лукич со мной соглашался.

– А такой, как я сгодился бы? – допрашивал он, но я уклонялась от ответа, и он не настаивал. Он только спросил:

– Тебе хорошо со мной?

– Сегодня – да. А что будет завтра – не знаю. Надо разобраться в себе самой. Это дело серьезное… А если у нас будет ребенок? – вдруг спросила я.

– Я был бы рад, – сказал он и, поцеловав меня прибавил: – Только маловероятно. Мы десять лет жили с Альбиной, не предохранялись, а ребенка не получилось.

– Может предохранялась она? – предположила я. Он замотал головой:

– Нет, я знаю, она хотела от меня ребенка.

После полуночи мы снова предавались любви, и уснули только под утро. Это была безумная ночь первая в моей жизни. Проснулись мы в десятом часу, да и то – разбудил телефонный звонок. Кто-то ошибся номером. У меня было хорошее настроение: я ни о чем не жалела. Лукич приготовил завтрак и подал в постель. Меня трогала его забота и внимание. Он читал мои мысли, это я подметила еще на теплоходе. В полдень мы расстались. Прощаясь, Лукич сказал:

– Имей в виду: моя квартира с сей минуты – твое пристанище. Можешь заходить в любой день и час, и жить сколько захочешь. Я всегда буду рад тебя видеть. Встреча с тобой всегда будет для меня праздником.

В электричке всю дорогу до самой Твери я анализировала произошедшее. Начинала со студенческих лет, когда впервые в театре, увидела Богородского в роли Булычева. Потом встречу на теплоходе и, наконец, эти безумные сутки. Я суеверная, верю в судьбу. Неужто это моя судьба? Мне боязно – сорок лет разница! С ума сойти! Да на нас будут пальцем указывать: дедушка и внучка.. Я не хотела верить в реальность случившегося, не хотела ничего загадывать. Но понимала, отдавала себе отчет в том, что он все глубже и глубже входит в мою душу и я уже не смогу о нем не думать, я буду искать с ним встречи. Потому что с ним очень легко, хорошо и уютно сердцу.

Я люблю, обожаю природу. У меня с ней божественная связь. Люблю не только леса и поляны, луга и реки, я люблю ее во всем планетарном объеме, от облаков и океанов, от грозных стихий и до последней букашки. Но больше всего, до сердечного обожания, я люблю природу среднерусской полосы и в частности Подмосковья. Люблю круглый год: весну и лето, осень и зиму, не зависимо от погоды. Кто-то верно сказал в песне: у природы нет плохой погоды. Вот почему я предпочитаю больше жить на даче, когда свободен от спектакля и репетиций в театре.

Я люблю одиночество. Но не просто уединение в тиши кабинета в объятье тягостных дум, трогательных воспоминаний и несбыточных грез. Мне более по душе погружаться в сказочный мир природы, становясь частицей ее самой, быть с ней на «ты», наслаждаться ее удивительной гармонией и нерукотворной, первозданной красотой. В городе мы лишены такого блаженства, и при первой возможности я убегаю из московской квартиры, сажусь в электричку и мчусь на дачу, в мой уют и пристанище души. Переступив порог калитки, прежде, чем открыть дверь дома, я иду в сад – это главное мое детище, моя любовь и вдохновение. Его я сотворил своими руками, своим мозолистым трудом. Я корчевал пни, выкапывал дерн, рыхлил землю и сажал. Сажал то, что дает плоды – кусты смородины, крыжовника, стебли малины и конечно же – яблони, вишни, сливы. Работал до пота, до устали, после чего было приятно прилечь на раскладушку и смотреть в безбрежную синеву неба, созерцать паруса облаков, их плавное, свободное движение в мировом океане.