Илья Стогов - mASIAfucker

Дорога имеет смысл, если это дорога домой.

Все на свете имеет смысл, только если это помогает тебе оказаться там, где ты должен оказаться.

Дорога домой сложна. Двигаться по прямой — всегда проще. Но как быть, если прямая дорога увозит тебя туда, куда ты вовсе не намерен попасть? В этом случае очень важно остановиться, развернуться и поехать в другую сторону… туда, где ждут.

Можно и не разворачиваться. Не удивляйтесь, если в этом случае вы окажетесь в заднице, из которой не выберетесь уже никогда.

Собственно, это все, что я хотел сказать этой книгой. Если вы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО понимаете, о чем это, то дальше можете не читать.

А началось все с того, что я сидел в окраинном московском клубике и на стене, прямо напротив моего лица, висел плакат: молодой человек в аккуратной стрижечке решительно отстраняет от себя рюмку водки. Подпись под плакатом гласила: «С пидорасами не пью!»

Парни купили пива и сели у самого входа, а через минуту в бар с улицы влетела раскосая девица с искусственным хвостом вьющихся волос. У нее были высокие скулы и жирно накрашенные веки.

Она обвела взглядом заведение, а потом сделала шаг к нашему столику.

— Где Джими Хендрикс?

— Джими Хендрикс?

— Да. Где он?

— Ты опоздала, подруга. Джими Хендрикс умер.

— Как это?

— Передозировался героином.

Прежде чем выяснилось, что девица имеет в виду блюз-кафе «Jimi Hendrix», мы еще какое-то время в том же ключе пообщались. Кто-то даже купил ей пива.

Девушка подсела ко мне: — Ты москвич?

— Не совсем. Скорее, я «Жигули».

— Совсем-совсем не москвич? Жалко… А эти?

— Эти — москвичи.

— Что ж они, не знают, где «Джими Хендрикс»?

Девушка сказала, что родом из Душанбе, а по национальности — узбечка. Парни поинтересовались, что означают слова «Душанбе» и «узбечка».

— Хорошо с вами. Надежно… У вас еще много денег?

— Зачем тебе в «Джими Хендрикс», подруга? Посиди здесь.

— Нет. Я хочу в «Хендрикс».

— Снаружи дождь.

— А в «Хендриксе» сегодня концерт.

В целом девица была обалденная. Азиатская… этакая ацтекская… с тонкой талией и пухлыми губками.

— Что ты слушаешь, подруга? Ты слушаешь группу «Ленинград»? Любишь Шнура из группы «Ленинград»?

— Терпеть не могу.

— Подруга, мне жаль это говорить, но ты дура.

— Сам ты… Купи еще пива.

Потом парни долго обсуждали своих знакомых, я молча слушал, а тоненькая ацтечка из Душанбе исчезла. Возможно, под дождем побрела в блюз-кафе «Джими Хендрикс» слушать концерт.

Никто не расстроился ее исчезновению.

Вы замечали, сколько людей в метро разгадывают кроссворды? Вернее, с какими истеричными лицами они это делают?

Одно время я даже думал, что что-то пропустил и теперь за полностью разгаданные кроссворды можно получить кучу денег. Выяснилось, что не в деньгах дело. Пассажирам-эрудитам просто неохота смотреть вокруг. Замечать других людей. Впускать их внутрь гудящей головы.

То, чем я занимался последнее время, было из той же оперы.

Иногда в жизни должно что-то происходить. Иногда не должно происходить ничего. Весь последний год в моей жизни происходило НИЧЕГО. Это было хорошо.

Год назад подули иные ветра, кометы полетели хвостами вперед, а в переулках Петроградской стороны был замечен бар, в котором голые стриптизерки на глазах у изумленной публики укутывались в куртки и натягивали меховые кальсоны… Год назад все изменилось, и я изменился вместе со всем.

Этот год я просидел дома. Я не отвечал на телефонные звонки, не приходил домой под утро, не пил алкоголь, зато завел себе аквариум с черепахой-триониксом, уволился с работы, поправился на шесть килограмм, начал наголо брить голову и попробовал выучить польский язык.

Как вам времяпрепровождение?

Ходить на работу я не желал. Вернее, не мог себя заставить. Не мог понять: зачем?

Раньше какая-то работа у меня была. То есть я раскладывал на редакционном компьютере пасьянс «Косынка», а редакция платила мне в качестве зарплаты цифру, которую удавалось у компьютера выиграть.

Теперь на жизнь приходилось зарабатывать путем написания статей для московских глянцевых журналов. Таких, знаете: «Дорогой-читатель-сейчас-я-расскажу-тебе-ТАКО-О-ОЕ-что-ты-вскроешься… не-обращай-внимания-что-подобным-говном-тебя-кормили-уже-тысячу-раз».

Редактора считали, что статьи у меня получались хорошие, дорогостоящие. Каждый месяц мне заказывали минимум одну такую статью. Это был выгодный бизнес. Одна беда: за гонорарами приходилось каждый раз ездить в Москву. Переводить деньги по почте москвичи отказывались.

Каждый приезд оборачивался походом по клубам. Смотреть, как редактора-деньгодатели накачиваются алкоголем, входило в стоимость статьи.

В этот раз все началось с пары пива в уличном кафе рядом с засаленным зданием, в котором квартировало большинство глянцевых редакций. Оттуда меня на такси повезли в центр.

В машине водителю было велено вырубить ту херню, которая играла в радио, и поставить кассету с группой «Ленинград». Водитель сказал, что у него нет магнитофона — только сиди. Редактора не растерялись и сказали, что «Ленинград» у них есть и на CD тоже. Беззубый ленинградский панк сообщил водителю, что является алкоголиком и придурком.

В центре Москвы были грузинская шашлычная, буфет в Доме то ли кино, то ли архитекторов и пустой в столь ранний час клуб…

Еще мы сидели за пластиковым столиком в уличном кафе неподалеку от Зоопарка. Рядом обедали два уличных фотографа. Они пили пиво из бутылок, а обезьян, с которыми могут сфотографироваться детки, фотографы посадили в сумки и кидали им внутрь кусочки вяленой рыбы.

На этой стадии ряды начали таять. Кинообозреватель желтой, как гепатит, газеты, уснул за столом. Небритый дизайнер мужского журнала сказал, что жаль, но ему пора на работу. В девять вечера я сказал, что мне пора на вокзал. Провожать меня поехали всего двое.