Сергей Кузнецов - Гроб Хрустальный. Версия 2. 0

– Я, конечно, уважаю наркотики, - отвечает Снежана, - но выпить тоже люблю, тут ты не права. - И тут же убегает в офис, потому что кто-то из ее американских друзей должен как раз в это время появиться в IRC и ее поздравить.

Удобно, когда офис находится там, где живешь. Когда я выяснил, что не могу очистить мозг за сорок пять минут дороги домой, я попросту уволился. Это было еще до того, как мы расстались с Сашей - и для меня было важно: по-настоящему быть вместе с женщиной, когда я вместе с ней. Я предполагал: у нас будет семья, двое или трое детей. Не сложилось.

Стол сдвигают к стене, ставят "Жильца вершин", потом "Murder Ballads". Все танцуют и я, потанцевав немного, ухожу искать Снежану и Настю. Сегодня праздник, а в праздник особенно хочется быть рядом с красивыми молодыми девушками, которые еще не думают о детях - или думают только в том смысле, чтоб не залететь. Тут я, конечно, на высоте как партнер.

Снежана и Настя вместе с Беном в офисе слушают Луганова. Сидя на столе, он кидает понты:

– Я решил, хватит заниматься рекламной мелочевкой. Хочу написать серьезный сценарий. Начинается с того, что двое братков, чечен и русский, едут на машине. Русский только что вернулся из Америки, и чечен его расспрашивает. Вот, слушайте.

Словно фокусник, он извлекает из воздуха сложенный вчетверо лист бумаги и начинает читать:

– Правда ли, что там это дело совершенно законно?

– Да. Совершенно законно. То есть, конечно, нельзя подойти на улице к мальчику и трахнуть его в жопу, это да. Но если живешь с кем-то - твое дело. Или если мужик надевает женское платье и идет в кабак - его оттуда не выгоняют.

– Постой. Я не понял - то есть если я сижу в кабаке, и входит пидор, я не могу его вырубить?

– Ага. Ты не можешь его вырубить. Потому что менты тогда вырубят тебя. Потому что мусор тоже может оказаться пидором.

– Круто, - говорит Бен. - пародия на "Палп Фикшн", я понял. Там в начале Сэмюэл Л. Джексон с Траволтой беседуют об Амстердаме.

– Мой любимый фильм, - говорит Настя. - А вы знаете, что было в чемоданчике? Душа Марселуса Уоллеса, вот!

– А я думал, - отвечает Бен, - бриллианты, украденные в "Бешеных псах".

Луганов смотрит на него возмущенно, Бен пожимает плечами и уходит в гостиную. В офис заходят Антон и Глеб, останавливаются на пороге, слушают:

– А бабы? Как бабы это терпят?

– Бабы в Штатах совсем обнаглели. Вот если ты ущипнешь ее за жопу, она волокет тебя в суд, и судья тебя отправляет на зону.

– Блядь.

– Бабы в Америке даже говорят на другом языке.

– Что? Не по-американски?

– Ну, не совсем. Самое забавное - это такие маааленькие отличия. Например, история будет по-английски history, а бабы говорят - herstory, потому что…

– Я не понял, как?

– Ну, это звучит у меня похоже, а пишется по-разному. То Ха - И - Зэ, а то Ха - Е - эР. То есть "его" и "ее".

– У меня была подруга, - говорит Антон, - так она год прожила в Англии. Много мне про феминизм рассказывала. Про феминизм и этот… как его… джендер.

– Интернет, - говорю я, - отменил гендер. Потому что в Сети никто не знает - собака ты, мальчик или девочка.

Я знаю все про Интернет. Все-таки отец-основатель. Хотя, конечно, я бы предпочел быть отцом мальчику или девочке. Я смотрю на Снежану и думаю: еще десять или пятнадцать таких дней рождения - и она тоже захочет иметь ребенка. Полет бабочки оборвется, начнется новая жизнь. Вероятно, я этого уже не увижу - наверное, к лучшему. Буду надеяться, что на мой век хватит молодых девушек, ищущих от жизни только удовольствий.

Оставив Настю дослушивать дурацкую пародию на самый модный фильм года, я возвращаюсь в гостиную. Пьянка достигла апогея. Кто-то лежит на трех стульях, протягивает длинные руки к танцующим, слабо взывает:

– Седьмой, седьмой, поговори со мной! Почему не отвечаешь, почему молчишь, а?

В углу Муфаса раскуривает большой косяк, объясняет: на самом деле у меня другое имя, а Муфаса - это прозвище, в честь Льва-отца. Вероятно, двое других участников группы "Мароккасты" должны быть Львом-сыном и Львом-святым духом.

На кухне разговаривают Глеб и Ося. В квартире душно, и Ося снял свою неизменную рубашку, оставшись в одной майке с надписью "Punk is not dead".

А ты панк? спрашивает Глеб. Я анархо-сатанист, холодно отвечает Ося.

– А чего тогда майку надел? - говорит Шаневич.

– Формально, - отвечает Ося, - майка с надписью "Punk is not dead" не значит, что тот, кто в ней, - панк. Он просто доносит до всех информацию о том, что панк не мертв.

– А он не мертв? - ехидно улыбается вошедший Арсен.

– Конечно, нет, - отвечает Шаневич. - Скажем, Ельцин - настоящий панк. И когда он уйдет - то-то будет пиздец. И мы еще вспомним эти годы как самое свободное время нашей жизни.

– Самое свободное время нашей жизни было при Брежневе, - говорит Ося. - У нас был наш Галич и наш Самиздат. Лучшее время за всю историю России ХХ века.

– Да нет, - говорю я, - Ельцин не панк. Или даже если он панк, то выберут его не потому, что он устроил революцию пять лет назад, а потому, что он обещает: революций больше не будет.

– Я обещаю: революция еще будет, - парирует Ося, - и когда мы победим, уничтожим всю эту мразь, которая осуществила геноцид русского народа.

Удобно, когда офис находится там, где живешь. Я бы никогда не позвал Осю к себе домой - и лишился бы удовольствия видеть его на праздниках. Но задним числом оно выглядит смешно: уволиться с работы, чтобы она не мешала личной жизни - и кончить тем, что попросту поселиться в офисе.

Конечно, будь я по-прежнему с Сашей, все было бы по-другому.

– Будет не революция, а новый порядок, - говорит Шаневич. - Хаос в стране может быть даже не заметен снаружи. Улицы даже можно убирать. Но в любом доме, куда ни зайдешь, творится полный разор, как у меня на кухне, и это никак не связано ни с деньгами, ни с политикой. Это - хаос. И как только людям надоест, что у них в доме нет чистого стула, они проголосуют за сильную руку и новый порядок.

– Тогда по мне лучше пусть грязные стулья, - говорит Глеб.

– Правильно, - соглашается Ося. - Панки грязи не боятся.

– Но панки, отец, и не голосуют, - возражает Арсен.

– А правда, что на выборах панки будут поддержать Зюганова? - спрашивает Глеб. - Я даже типа лозунг читал - "Папа Зю, гаси козлов!"

– Я думаю, его в штабе Ельцина придумали, - говорит Ося.

Однажды Снежана сказала мне: она любит Россию, потому что это страна безграничной свободы и анархии. Бедная Снежана: ее Россия исчезает на глазах. Кто бы ни победил, выборы станут рубежом, разделяющим десятилетие.

В коридоре Шварцер, собиравшийся с Муфасой на какой-то концерт, прощается со Снежаной. Сквозь приоткрытую дверь кабинета Шаневича я вижу Нюру Степановну, вернувшуюся из гостиной, где остаются только Бен, Катя, Ося и Глеб. Катя лениво дотанцовывает под "Death Is Not the End", я убираю со стола грязные тарелки. На кухне Арсен досказывает анекдот, знакомый мне с незапамятных времен: