Сергей Кузнецов - Серенький Волчок

Денис посмотрел на Абросимова. Тот рассказывал Маше про новую игру.

– Берется анекдот, ну, какой-нибудь, можно самый тупой, без разницы. И к нему надо придумать комментарий, чтобы появился второй смысл как бы. Вот, например, мой любимый, про двух одноклассников. Один типа новый русский, а другой - такой лузер полный.

Шлимазл, подумала Маша. Удивительно - за два дня в Москве образ Сережи как-то изменился. Он перестал выглядеть неумехой-растеряхой, человеком, про которого толком и вспомнить-то нечего. Может, потому что она слышала, как билась в истерике Таня, может, потому что видела печаль в глазах Ивана. Или просто уже почти поверила, что была невестой, и на место мертвого Сережи ставила неведомого жениха, о котором когда-то мечтала, в школе, в пионерлагере, когда слушала "грязные" разговоры девчонок в палате и думала, что если и будет делать это, то лишь по большой любви и после свадьбы. Кажется, только тогда слова жених и невеста воспринимались серьезно. Тили-тили-тесто, знай свое место.

– И вот заплатил он за него все долги, выкупил у бандитов, привозит к себе на дачу, на Рублевку, и говорит: "Смотри, вот будка, вот шлагбаум. Каждый день приезжают люди, ты шлагбаум поднимаешь, деньги у них берешь, пересчитываешь, выпускаешь, закрываешь шлагбаум. Половину денег отдаешь мне, половину - себе".

– Хорошая работа, - сказала Маша.

– И, значит, проходит два месяца. Рядом с дачей - другая, еще краше. И тот, ну, который бедный был, выходит на крыльцо, почесывает грудь и говорит: "Как надоело! Шлагбаум подними, шлагбаум опусти, деньги пересчитай, пополам поделиИ главное - Вован ничего не делает, а себе половину забирает!"

– Вот-вот, - сказал Гена, в этот момент оказавшийся рядом, - так и устроен русский бизнес. Помоги другому - и он, в свою очередь, кинет тебя. Еще пива? - И он открыл новую бутылку.

Геннадий Семин изо всех сил старался быть радушным хозяином, временами забывая, что здесь не светский салон, а корпоративная вечеринка, для укрепления командного духа. Он подходил то к одному, то к другому, пытаясь всех приободрить и развеселить. У него тоже кошки на душе скребли: в отличие от Али, газет не читавшей, он уже знал и про обвал ГКО, и про то, что ЦБ выкинул на биржу пятьсот миллионов долларов, чтобы избежать девальвации рубля, но это не помогло, и во второй половине дня торги были приостановлены. Впрочем, он помнил и про "черный вторник", 11 октября 1994 года, когда доллар подскочил почти на треть, вызвав панику на рынке. Тогда все удалось отыграть назад буквально за два дня. Может, и сейчас все вернется на свои места? В любом случае падения курса государственных казначейских облигаций он ожидал. Когда государство вынудило предпринимателей и банки покупать ГКО, стало ясно, что речь идет об очередной пирамиде, этаком государственном "МММ". Так, инструкция Гостехнадзора требовала, чтобы страховые компании хранили 40% технического резерва в виде ГКО. Лиза еще месяц назад уговорила Гену нарушить инструкцию, продав ГКО и купив "вэбовки", облигации Внешэкономбанка. Она уверяла, что ГКО обвалится раньше, чем дело дойдет до подведения итогов в конце года. Если что, объясняла Лиза, мы всегда сможем ближе к делу переиграть: продать вэбовки и купить ГКО, если они, конечно, еще останутся, добавила она. Так Гена в очередной раз нарушил закон: скинул ГКО и купил менее доходные, но более надежные вэбовки. Похоже, Лиза была права - с чем он ее сегодня уже поздравлял. Поздравления эти, правда, не подняли ей настроения: последние два дня Лиза была мрачна и даже выглядела хуже обычного.

– А какой комментарий? - спросила Маша.

– А тот, что этот человек прав! Именно он зарабатывает деньги! Как ты думаешь, кто стал бы просто так привозить деньги чемоданами на дачу на Рублевке и отдавать неведомо кому? Просто Вован понял, что его одноклассник - тайный суфий. Ну, святой по нашему. И посылал к нему людей за благословением. И все это - открыть шлагбаум, закрыть шлагбаум - на самом деле были магические манипуляции, приносящие людям удачу. И когда этот человек понял, что происходит на самом деле, он и сказал: "Вован ничего не делает, а берет половину".

– Можно сказать, комиссионные.

– Пятьдесят процентов многовато для комиссионных!

Когда-то Вадим рассказывал этот анекдот Свете, и версия о тайном суфии насмешила ее. Она любила такие истории, на этом они и подружились. Если бы он знал, чем все обернется - никогда бы, никогда и близко не подходил. Но сейчас уже поздно, вот она, беседует с Наташей-секретаршей, крупные руки, короткая стрижка, на щеках - красные пятна. Сначала он думал: она краснеет от смущения, потом понял - это избыток крови ищет себе дорогу, приливает к щекам, к груди, к самым потаенным местам, о которых и думать сейчас невозможно. Абросимов улыбнулся Маше и начал рассказывать следующий анекдот, надеясь, что вот-вот подойдет Денис и подхватит на полуслове.

Аля Исаченко всегда была уверена, что все как-нибудь устроится. После школы она пошла работать официанткой в кооперативное кафе рядом с домом. Знала: с ее внешними данными без работы не останется - школьная королева красоты, натуральная блондинка, длинные волосы до лопаток, грудь - четвертый размер, модельная талия, только попа чуть-чуть великовата, это уже на любителя. Официанткой работать не нравилось: чаевые давали щедро, но каждый вечер отец приходил встречать после работы, охолонить разгоряченных клиентов, благо армейская выправка сохранилась до самой старости, связываться никто не хотел. Аля даже была тронута: никогда не встречал ни из школы в детстве, ни от метро, когда подросла. Говорил матери: моя дочь сама за себя постоит, я в нее верю. И Аля тоже верила в себя, а отец баловал, таскал по выходным в Парк культуры и зоопарк, пусть вечно денег не было - откуда деньги у отставного майора и медсестры из районной поликлиники? Они и без денег были счастливы, на еду и одежду кое-как хватало, а подругам, щеголявшим в купленных у фарцы джинсах, Аля никогда не завидовала: знала, что всех красивей, всех милее. Одноклассники дрались из-за нее уже в восьмом классе, но Аля не выбрала ни одного из них - все получилось само собой, как и должно быть в жизни. Павел, сын старого отцовского сослуживца, приехал в Москву поступать в институт, но экзаменов не сдал - вероятно, потому, что не учил билеты, а сладко целовался с пятнадцатилетней хозяйкой дома на диване в большой комнате. Аля едва успевала застегнуть домашнюю кофту при скрежете ключа в замке, а Павлик прытко отскакивал к столу, где лежали открытые на одном и том же месте учебники.

Он не стал ее первым мужчиной лишь потому, что побоялся: все-таки пятнадцать лет, малолетка, статья если что, потом никому ничего не объяснишь. Но Аля навсегда запомнила, каково это - чувствовать, как пульсирует под рукой плоть любимого человека. Когда Павлик улетал в свой Владивосток, она не плакала - словно чувствовала: эта история закончена, теперь она знает, что достойна любви и вольна сама распоряжаться собой.