Гор Видал - Майра

В защиту позиции Бака Лонера Амадеус (он делает вид, что до обращения в бахаизм был иудеем) заговорил о любви.

– В нашей любви нуждаются все, особенно те, кто доверился нашим заботам.

– Любовь, – сказала я, – не должна исключать правду.

– Любовь не может причинять боль. – Некоторое время он продолжал разглагольствовать в этом направлении. К счастью, другой преподаватель, мисс Клафф, не испытывала интереса к любви, и менее всего – к любви духовной; эта тощая убежденная лесбиянка регулярно предлагает мне прогуляться в ее подержанном олдсмобиле и посмотреть фильм на открытой стоянке. Она временно ведет курс пения, рассчитывая накопить денег для концертного дебюта в Нью-Йорке.

– Ерунда, – резко оборвала она. – Мы должны быть безжалостны, если хотим сделать из них актеров. Из меня бы ничего не вышло, если бы не дядя, учитель музыки, которого я ненавидела за то, что он заставлял меня, девятилетнего ребенка, заниматься по семь, восемь, девять часов в день и бил меня линейкой по пальцам, если я брала не ту ноту.

Несложно узнать «Седьмую вуаль» и начать задавать правильные вопросы, помогая ей фантазировать на тему о том, что вопреки всему и все преодолев, после непременного нервного срыва и так далее она таки стала артисткой, и все это благодаря ее дяде, который хоть и был жесток, но заботился о ее будущем.

Мне нравился этот разговор, ибо меня всегда радует, когда люди вытаскивают из киношных запасников подходящую легенду, создавая себе привлекательный образ. Следующее ее наблюдение оказалось для меня неожиданным:

– Во всех моих классах есть только один по-настоящему талантливый студент – девушка по имени Мэри-Энн Прингл.

От удивления я привстала, чуть не расплескав остатки кофе. Я что-то упустила?

– Но я хорошо ее знаю. Она ходит ко мне на пластику. Она абсолютно ничем не примечательна.

– За исключением связи с Расти Годовски, – сказал Черный Красавец. – Он занимается у меня по древним ритмам, и скажу вам, этот неуклюжий мальчик в самом деле в высшей степени сексуально привлекателен!

(Я подумала, что разговор пошел не по самому удачному пути.)

– Да, я знаю, что он собой представляет, – я сказала это слишком быстро и не совсем осторожно.

– Тогда вы знаете, что он ярко выраженный мужчина или, как считает наша вера…

Не обращая на него внимания, я повернулась к мисс Клафф:

– Что же такого талантливого в Мэри-Энн Прингл?

– Голос! У нее прекрасное чистое бельканто. Неразвитое, конечно, как необработанный алмаз, но это богатство, никакого сомнения. Она могла бы стать звездой такой же величины, как…

– Кэтрин Грэйсон?

Мисс Клафф была слишком молода, чтобы помнить звезд сороковых, и слишком поглощена собой, чтобы воспринимать кинематограф всерьез. Для нее кино было просто предлогом для того, чтобы усаживать девушек на заднее сиденье своего подержанного олдсмобиля.

– Она могла бы… она должна петь в опере.

Мистер Ночной Мрак поделился своим, возможно весьма справедливым, мнением о судьбе Мэри-Энн:

– До тех пор пока этот молодой человек хочет ее, никакая карьера в ее жизни невозможна. А как я мог заметить, наблюдая за ним эти два года, его интерес к юной особе не пропадает. Девушки в моем классе готовы на все, чтобы привлечь его внимание, но безуспешно.

Мисс Клафф помрачнела.

– Никогда нам не добиться равноправия женщин. Никогда! Подумать только, девушке уготована участь потратить свою жизнь… и свой дар… на неуклюжего уродливого типа, на этого мужлана.

– Очень привлекательного типа, – хихикнул Дух Тьмы и, оборвав себя, добавил уже серьезнее: – И тоже талантливого, обладающего природным животным магнетизмом и, разумеется, очень фотогеничного, как все мы могли убедиться прошлой весной. Майры тогда еще не было здесь, когда он сыграл в классической постановке Рода Серлинга на внутреннем телевидении…

Я восприимчива к любому упоминанию о мужской привлекательности Расти, и я коллекционирую все высказывания на этот счет, собирая их в живую мозаику, в одну общую картину под названием «Расти» (скоро, однако, я разобью ее на миллион кусочков, чтобы потом воссоздать в новом, более выразительном облике), но сейчас мне до смерти захотелось побольше узнать о Мэри-Энн. Всегда готовая посудачить, мисс Клафф говорила и говорила. И я ей верила. Будучи помешанной на искусстве, мисс Клафф прекрасно в нем разбиралась. И когда она сказала, что у Мэри-Энн есть все задатки звезды, я была вынуждена поверить ей.

В аптеку только что зашел Сидней Скольски, он ведет киношную колонку. Все на него уставились. Еще бы! После того как ушли Луэлла и Эдда, он теперь Мистер Кино. Говорят, его контора наверху.

Я дома. Шторы приподняты, и какое-то время я всматриваюсь в сверкающую пятидесятифутовую фигуру девушки, медленно вращающуюся перед «Шато Мармон». Она меня гипнотизирует; для меня – это символ Голливуда.

Пока никаких контактов с Расти. Он один раз был на пластике, но мы не разговаривали; он нервничал больше, чем обычно, и был в моем присутствии замкнутым и угрюмым. Его майка все еще в ящике моего стола, и стол теперь пахнет им; от резкого мускусного запаха я совершенно слабею, к несчастью, у меня нет возможности обонять оригинал, поскольку тот держится на почтительном расстоянии от меня. Надо поскорее вводить в действие вторую часть моего плана.

Тем временем, к моему удивлению, Мэри-Энн ведет себя со мной необыкновенно дружелюбно. Когда вчера я сказала ей, что мисс Клафф считает ее очень талантливой, она необычайно обрадовалась.

– Это чудесно, что мисс Клафф так думает. И мне нравится петь, но Расти говорит, что в одной кровати есть только одно место для звезды… я имею в виду в семье, – она осеклась и мило зарделась от своей ошибки, было видно, что это их любимая шутка.

– Понятно, что именно так он и говорит. На мужчин это похоже.

– Но мне это нравится. Правда. Я думаю, что мужчина должен командовать, так чтобы девушка знала свое место.

– Боюсь, что это несколько старомодная точка зрения, – я старалась говорить осторожно, мягко. – Особенно сейчас, когда отношения между полами меняются так быстро, женщины становятся агрессивны, а мужчины пассивны и…

– Как раз это я и ненавижу! – Мэри-Энн произнесла это с неожиданной страстью. Прекрасно. Оказывается, эта тема уже беспокоила ее и раньше. Отлично. – Я ненавижу этих юношей, которые плывут по течению, берут, что идет им в руки, и не думают о своих близких. Это ужасно, но очень многие теперь так живут. Поэтому-то я и держусь за Расти. Он настоящий мужчина.

Забавно. Я подумала о беззащитных ягодицах «настоящего мужчины», вздрагивающих при моем прикосновении. Я в состоянии изменить ее представление о Расти. Но это позже. Сейчас я должна завоевать ее дружбу, даже любовь. Этого требует план.