Евгений Лесин - По Кабакам и Мирам

Повёл Лесин трущобами какими-то, закоулками, но на аэродром вывел. Странный какой-то аэродром: вместо широкого поля – бетонные стены, склады, сараи обветшалые. Зашли мы по привычке в заброшенный кабак с игривой надписью «Баварская сосисочная». Никакой там сосисочной, конечно, не было, тлен и запустение, в углу нагажено, но под барной стойкой кто-то, для нас, наверное, оставил пару рюмашек. Делать нечего – допили припасённую бутылку, пошли дальше, тайный ход в Вольное Тушино искать.

– Обязательно есть какая-нибудь лазейка! – горячится Лукас. – Ищи внимательнее! А то как же эти ребята, «Рабочий порядок», проникают сюда?

– Как-как? – сердится Лесин. – В рабочем порядке, конечно.

Огляделись по сторонам, принюхались даже, смотрим: нет никаких немцев.

– Жалко, что не спросили у Адольфыча, – Лукас размышляет, – как это у них так вышло: монархическая республика.

– Да какая разница? Что-то я аэродрома совсем не узнаю, – привычно запаниковал Лесин.

Да и нечего узнавать, потому что мы и не на аэродроме вовсе, а на лётном поле, широченном таком, конца-края не видать, а вдалеке какие-то ракеты виднеются.

– Лишнего билетика не найдётся? – окликнул нас задрипанный бородатый мужичок с чемоданом.

– А вам куда? – интересуемся. – На фашистскую оперу или на истинно германский балет?

– Чего? Какая ещё опера? – вылупился мужик.

– Метрополитен-опера, – говорит Лесин, – Где Танцует Николь Баскова.

– Ты его не путай, это вообще из другой оперы, давай лучше я объясню, – предлагает Лукас. – Дяденька, вы фашистов уже прогнали, да?

– Каких фашистов? – заистерил наш собеседник. – Все фашисты на Юпитере уже, а пока мне эти чёртовы бюрократы визу делали, льготные билеты на последний рейс раскупили! Хорошо ещё, если на Луну пустят, и то вряд ли.

– А чего тебе на Земле не сидится, Гагарин? – усмехнулся Лесин.

Мужичок покрылся красными пятнами, огляделся по сторонам.

– Чего озираешься, спёр небось что-то? – поддела Лукас, – Открывай чемодан, тут все свои, так что конфискуем только самое лучшее

– Вы поосторожнее всё же в выражениях. Святыню-то нашу всуе поминать не следует. Тем более, сравнивать меня, несовершенного, с величайшим учителем, ведущим нас к звёздному свету! Со святым Юрием…

– Так ты сектант! Из секты юристов, – определил Лесин. – А в чемодане у тебя – запрещённая к распространению на территории нашей страны сектантская литература!

– В чемодане у меня – курица, две перемены белья и пневматическая бритва, – оторопело признался мужичок. – А в святое Братство Всевеликих Юристов мне путь заказан: нужно быть Юрием в пятом поколении, а у меня прабабку не Юрией звали, а Луизой.

– Курица, небось, от гриппа подохла, белье несвежее, бритва ломаная. Луизу твою я помню. Первомаевну то есть. Зверь, а не баба. Да и сам ты нам тоже не нравишься, – строго сказала Лукас, – Мотай давай отсюда, космонавт.

– Да ведь я пытаюсь! – чуть не заплакал мужичок.

– Что-то не заметно, – наседали мы. – Тебя как зовут, доходяга?

– Марсианий! – представился тот.

– Марсианин? – отпрыгнули мы. – Живой марсианин?

– Пока живой, – вздохнул тот. – Да не марсианин я, нет. Мне на Марс не положено – разве что на Лунишку какую, и то вряд ли. С моей-то анкетой.

– Я что-то ничего не понимаю, – развёл руками Лесин, – У вас так смешно кабаки называются – Марс, Луна, или это действительно космодром?

– Нет, блин, Речной Вокзал! – взвыл Марсианий. – А сам-то как думаешь?

– Откуда ж мне знать, как Речной вокзал вблизи выглядит. Я том только пьяный был, да и то в ментовке – за то, что подводную лодку хотел украсть… А что, кабаков тут нет? – возмутился Лесин. – Где же мы тогда напьёмся? А вдруг мы тут у вас вообще не опьянеем?

– А вы что, отказники? – с жалостью спросил Марсианий. – А я тут к вам с билетами пристаю. Ну ладно, счастливо оставаться. Хотя счастьем, конечно, это не назовёшь.

– Ты погоди, не увиливай от разговора, гад марсианский, инопланетная твоя рожа! – схватила его за бородёнку Лукас. – В глаза смотри, сука, когда с прекрасной дамой разговариваешь! Поналетели тут с Марса да Венеры.

– Вас не поймёшь – то гоните, то останавливаете, – совсем запутался Марсианий.

– Мы сами себя понять не можем, – прихвастнул Лесин. – Веди нас, Сусанин, в кабак. И рассказывай, что у вас тут приключилось. Мы, видимо, самое интересное пропустили, пока от фашистов бегали.

– А, так вы из той самой деревни в Лодейном Поле, жители которой шестьдесят лет в коме пролежали и недавно проснулись? – с уважением промолвил наш новый приятель. – Читал о вас в газете «Нижнее обозрение». Тогда и выпить с вами не грех. Хотя я думал, что вас, как уникум научный, в первую очередь вывезли.

– Никуда нас не вывезли, – рассвирепела Лукас. – Сам ты уникум, марсиашка вонючий! Рассказывай давай, не томи!

И Марсианий, покорно подхватив свой чемодан с гриппозной курицей, несвежим бельём и поломанной бритвой, повёл нас в сторону от ракет, туда, где вдали высилось здание космопорта.

– Ну, если вы совсем ничего не знаете, то начать надо с того, что люди теперь умеют летать в космос. Всё началось с полёта великого Гагарина, да простит меня небо за то, что я упоминаю его имя всуе. Улетел он, стало быть, в другую галактику…

– Чего врёшь, чурка неземная? – закричал Лесин. – Никуда он не улетал, наши бы его и в другой галактике нашли и уничтожили, как врага народа!

– Прости их, открывший нам истинный свет, они при сталинизме жили, натерпелись всякого! – воздел глаза к небу придурковатый Марсианий, а потом продолжал уже нормальным, невоцерковленным, голосом: – Улетел, конечно. А как долетел до места – сразу же телеграмму прислал, мол, добрался хорошо, Вселенная наша велика и обильна, да порядка в ней нет, словом, разделяйте и властвуйте. Каждый месяц телеграфировал, к звёздам нас звал. Потом, когда у нас изобрели мобильную связь и Интернет – это вроде как индивидуальный телеграф – перешёл на эсэмэски и электронные письма.

– То есть, он до сих пор где-то там живой? – обрадовалась Лукас. – А то я в детстве, когда узнала, что Гагарин умер, так плакала, что даже поужинать забыла.

– Это какой-такой Гагарин умер там, у вас, в Лодейном Поле? – удивился Марсианий.

– Другой Гагарин, князь, – поспешил выкрутиться Лесин. – Её первый любовник. Нурлумбек Амониязович Тохтамышев-Гагарин. По кличке Вася. Он в кому не впадал, как все наши, деревенские, и умер от алкоголизма, всеми покинутый.

– Я вам очень сочувствую, – вздохнул Марсианий. – А моя жена на Венеру улетела, к буржуям. А у меня анкета плохая.

– Еврей, что ли? – похлопал его по плечу Лесин. – То-то я смотрю, неплохой ты парень.