Эдуард Тополь - Русские на Ривьере

– Петрович, – мы говорим, – нам нужен камин такого размера, чтобы спинка от кровати вот так прикладывалась, а в центре топка была…

– А чо! Эт сделаю. Этаж последний? Так, долбить надо через чердак. В общем, 500 рублей будет стоить.

Тогда это были большие деньги. Зарплата месячная была сто рублей. Но уж такой специалист. Я его спросил:

– А кому ты еще делал камин?

– Ну, кому? Гале только что сделал, папаше ейному и в квартире, и на даче. Суслову делал, маршалу Гречко. В общем, всем им…

Неделю он долбил стену, делал дымоход. Сложил печку. И в конце концов однажды мы приходим, он говорит:

– От, хозяева, все готово. Давайте деньги, я пошел.

Я говорю:

– Подожди, Петрович, давай сделаем так. Сначала зажжем камин, а потом уже деньги, вот они. Но сперва попробуем, как тянет.

– А чо тут пробовать? На совесть сделано. Зажигайте, если хотите.

Мы собрали какие-то куски паркета, которые лежали в прихожей, положили бумагу, зажгли. Блин! Как повалил оттуда дым во всю квартиру – дышать невозможно. Мы вылетели на лестницу и говорим:

– Петрович, ты что, с ума сошел?

– А чо? Это ветер. Вот когда будет хорошая погода…

– Петрович, мы не только для хорошей погоды камин хотим иметь, а для любой. Ты как его делал?

– Ну как? Сложил, как я всю жизнь кладу. Тридцать пять лет камины кладу.

Я говорю:

– Петрович, переделывай.

Петрович стал ругаться. Но что ему остается, деньги мы ему не отдаем. Он переделывает. Через неделю я прихожу, Петрович опять зажигает этот камин и повторяется все то же самое. Дым тянет в квартиру. А тут у нас поездка в ГДР, и я в Берлине посвятил время посещению немецких книжных магазинов, где купил книгу о каминах. В Москве мне эту книгу перевели, и выяснилось, что существует определенная пропорция между объемом топки и сечением дымохода. И когда в следующий раз Петрович притащился сдавать нам камин, я ему сказал:

– Петрович, давайте сантиметром топку измерим так, так и так. Объем топки у тебя получается такой, сечение дымохода такое. А по формуле должно быть такое. То есть нужно уменьшить объем топки на два кирпича слева и справа. И тогда у тебя все будет нормально.

Петрович стал скандалить, что он тридцать пять лет делает камины, что Галя Брежнева, «папаша ейный», маршал Гречко и Суслов довольны, а мы вот привередливые. Тем не менее, после очередного эксперимента по установлению дымовой завесы, я заставил его переделать этот камин в четвертый раз по моей формуле. И что ты думаешь? Как только туда положили поленья, все стало тянуть просто замечательно. Петрович почесал в затылке и сказал:

– Тю! То-то я думаю: шо у Леонида Ильича все время дымом пахнет…

То есть человек, который тридцать пять лет делал камины, был абсолютный профан в своей профессии. И не он один. Это было правилом жизни целой страны.

В общем, непросто далась мне эта квартира. В то время даже купить, например, подушки было проблемой. Я уж не говорю про мебель и все остальное. А если ты хотел иметь хорошую ванну, то это было совершенно невозможно: чешская ванна и чешский унитаз были пределом мечтаний советского человека. Как говорил Дербенев, при развитом социализме деньги для умных людей не проблема, проблема – товары. И вдруг раздается звонок:

– Бон жур, это говорят из французского посольства, у нас предстоит открытие гостиницы «Космос», ее помогали строить французские фирмы. И мы хотим устроить концерт, первое отделение – ваша жена, а второе – Джо Дассен. Нельзя ли это организовать?

Мой первый вопрос:

– Осталась ли у вас сантехника от этого строительства?

– Да, – удивились они. – А почему вы спрашиваете?

Я подъехал, посмотрел сантехнику, отобрал ванну, унитаз и биде. И это было гонораром самой знаменитой советской певицы за концерт с Джо Дассеном, на который собралась вся Москва.

Мы даже не поинтересовались, сколько получил Дассен, потому что мы считали свой куш просто даром судьбы. Когда мы после ремонта переехали в эту новую квартиру и я притащил туда свой антиквариат из Ленинграда, то было даже трудно представить, что еще три года назад мы спали на матрасе в совершенно голой однокомнатной квартире, на полу которой валялись сто сорок пустых бутылок.

Так или иначе, а наша жизнь стала приобретать цивилизованные очертания. Тут, однако, произошло событие, которое перевернуло все с ног на голову. Однажды в прихожей раздался звонок, мы открыли дверь, на пороге стоял белый, как полотно, администратор ее ансамбля. На подкашивающихся ногах он вошел в квартиру, упал в кресло и сказал Лугачевой:

– Я только что из прокуратуры, они требуют вашей крови…

В этот миг возле нашего столика возникли метрдотель и официант с тележкой, на которой возвышалась огромная фарфоровая супница. Мэтр церемонно объявил:

– Ваш буйабес, мсье!

Любовные истории, рассказанные знаменитым московским плейбоем Александром Стефановичем Эдуарду Тополю по дороге из Ниццы в Экс-ан-Прованс, Анси, Женеву, Париж и Травемюнде.

Буйабес – золотистый наваристый суп из редких трав, рыб и морских гадов – оказался настолько вкусным, что Стефанович, с любезного разрешения метрдотеля, ушел на кухню записать у поваров рецепт этого яства и пропадал там минут двадцать. А Тополь, наградив себя еще одним коньяком за храброе решение остаться во Франции даже после трех покушений, вдруг подумал, что они стали персонажами нелепого сюжета – посреди назревающей в Европе третьей мировой войны с упорством двух идиотов гоняются за мистическим телепродюсером, а какие-то недоделанные киллеры все никак не могут их грохнуть. И бежать от них стыдно, и игнорировать их неразумно.

Но разжечь эту внутреннюю полемику между плотью и духом Тополь не смог, поскольку из кухни ресторана вышел Стефанович, на ходу плотоядно захлопнул свою записную книжку с рецептом буйабеса, спрятал ее в карман пиджака и, сев на свое место, спросил:

– Так на чем я остановился?

– На том, – сказал Тополь, – что к вам домой пришел ее администратор, белый как полотно, упал в кресло и сказал: «Я только что из прокуратуры. Они хотят вашей крови».

Стефанович отпил «Шабли» и сквозь стеклянную стену ресторана посмотрел на бухту Жюан-Ле-Пэна. Слева от них были зеленые холмы Антиба, а справа Канны.

– Чтобы понять дальнейший ход событий, – произнес Стефанович, – нужно сначала осветить вопрос халтуры и «левых» концертов. Когда исполнителю платят семь рублей за концерт, то это вынуждает его зарабатывать «левым» путем. На чем, конечно, чудовищно наживались эстрадные администраторы, которые присваивали себе львиную долю от «левых» сборов.