Рената Литвинова - Обладать и принадлежать

– Сейчас, – времени для нее не существовало. – Ну, вот. – Она нашла музыку. – Нет, – ей что-то в ней не понравилось, она перевела на «человеческие голоса» и стала говорить параллельно с ними: – Я не могу… здесь…

– Не можешь говорить, да?

– Не кричи. Мать тут только и горазда подслушать. – И она стала, верно для конспирации, произносить ничего не значащие слова. – Ага, ага, ха-ха, – тем самым выводя Алю из себя.

– Кто там? Уже ушли?

– Нет. – Голос у Лены был низкий, тупой, выматывающий. – Родственница прошла. Ходит. Ну, что ты здесь ходишь? – Аля услышала, как она стала притворно-ласково обращаться к кому-то. – Скрылась.

– Ты мне что-то хотела рассказать? – громко, как к глухой, обратилась Аля.

– Да! Да! – вдруг с волнением низким плюющим шепотом зачастила она, – хочу. – И она счастливо засмеялась, не разрешая себе произнести большего по телефону. Але передалось ее волнение и счастье, она засмеялась и сказала:

– До чего мы дошли, стали радовать только такие ничтожные… – она не могла подобрать определяющего слова, – штучки!..

– Я вчера прыгала через ров с одним человеком, – все-таки осмелела Лена. – Тоже было хорошо. Я расскажу. Давай завтра.

– Давай погуляем где-нибудь!

Они встретились днем в одном из городских парков и ходили друг за другом по дорожке, разговаривая. Внешне они составляли полную противоположность. Лена была большая, высокая, даже дородная женщина лет тридцати трех, а впрочем, нельзя было точно определить ее возраст.

И если лицо Али было совершенно детское – беспомощное, растерянное, обиженное, то у Лены на гладком лице сохранялось одно и то же застывшее «мощное» выражение. Если она и морщилась, то только едва-едва заметно, между бровями. А так никаких сомнений на ее лице не отпечатывалось, одна лишь медленная мысль и упорная сила. Именно этой силой оно и притягивало к себе. Его можно было бы назвать и красивым: смуглое, но с какими-то желтыми пигментными пятнами, черные брови вразлет, большие глаза, узкие, ярко и неровно накрашенные губы, полный, круглый подбородок, открытый чистый лоб и едва намечающиеся под глазами тени.

Одета она была в совершенно немодное платье из такой материи, из которой делаются платки с бахромой – яркие цветы были раскиданы по светлому полю. И оттого, что платье было светлое, бросалась в глаза его несвежесть. Оно обтягивало всю ее полную фигуру, а на коленях были болячки, которые постоянно бывают у детей…

При всей своей косноязычности, исходящей от нее нерастраченной энергии Лена завоевывала внимание и вызывала бурю эмоций у своей подруги.

– За мной стал ухаживать один мужчина, – Лена говорила без интонаций. – Он, наконец, не такой старый, как все мои кавалеры, – она ухмыльнулась. – Правда, он худенький и вот такого роста, – она показала воображаемого человека ростом где-то себе по нос.

– Такой незначительный? – подивилась наивно Аля. Глаза ее светились чисто женским любопытством.

– Да, он незначительный, – бесстрастно и жестоко согласилась Лена, – но я решила не замечать этого, потому что мне с ним интересно, и он очень умный и изучает искусство…

– А он кем-то работает?

– А ты знаешь, я и не спрашивала, нет, я спрашивала, но он виляет. – Тут она сделала глубокую мрачную паузу. – Я вот еще знаю, что он где-то в массовках снимается, это его интересует, хотя я подумала, что несолидно. Да, он очень неверный и вилючий. Но мне показалось, что он так чисто ко мне относится. И всегда встречается со мной и водит меня гулять то в парк, то еще куда-то. Вчера он подавал мне руку, чтобы я не упала, когда мы там нашли один ров. – Лена остановилась и неожиданно перешла к другой теме, но, видно, для нее это было все о том же… – Как бы ты мне посоветовала, я хочу избавиться от одного человека. Я всеми силами возненавидела его. Я ненавижу и презираю его, и мне даже нисколько его не жалко, потому что он подл, мерзок, он – чудовище.

– Какое еще чудовище? – Аля очень была удивлена. – А зачем его убивать? Я ведь так поняла?

Лена кивнула, удивляясь простоте этих слов.

– А что он такого сделал? – сворачивая с дорожки к деревьям, спросила Аля.

– Сейчас, сейчас все расскажу, – тупо проговорила Лена. – Меня прямо захлестывает, и я не могу по порядку. Ну так вот, этот мужчина. Давай я тебе расскажу всю правду. Он слабый, безвольный, неверный, это я правильно про него догадалась с самого начала. Он потом мне сам признался в этом и рассказал, какой он дурной человек… Но дело все в том, Аля, что я, кажется, его полюбила и теперь ничего не могу с собой поделать, и он мне говорил о своем чувстве. И я ему ничего такого не позволяла, я вообще очень строга к этому и ни-ни, но я стою с ним где-нибудь чуть ли не в подворотне, я, взрослая, и не могу с ним распрощаться, а он такой хитрый… Я и стала приводить его в дом к нам. – Тут она замерла и стала оглядываться вокруг. Было пусто. Они зашли уже вглубь парка.

– А ты знакома с моей матерью? – как бы невзначай спросила Лена, проходя вперед и не оборачиваясь.

– С твоей мамой? Я же никогда не была у тебя, но, кажется, видела… Она такая у тебя веселая. Очень хорошая, – вспоминала свои смутные впечатления Аля.

– Да, она веселая и молодая еще…

– А сколько ей?

– Пятьдесят, – сухо ответила Лена и отвернулась.

Аля поняла, что она сказала что-то не то, и замолчала.

– Сколько я ее помню, – заметила Лена, – она все время брови брила, и эти места, надборовья, у нее всегда блестели.

– Ха! Да подумаешь, какая ерунда! – рассмеялась Аля, но осеклась, заметив, что Лена совсем помрачнела.

– Я хочу тебя пригласить к нам, – сказала она, – и ты увидишь, какая она хорошая на самом деле и какая она… – И тут Лена задрожала.

– Что с тобой? – Аля приблизилась к ней. Что-то жалкое и человеческое промелькнуло на лице подруги.

– Дело все в том, – заявила Лена, – что я как-то спряталась за занавеску, и никто не знал, что я дома. И он, этот мужчина, который за мной ухаживает, пришел к моей матери, и они смеялись надо мной. Вот что! И я пришла тебе сказать…

– Не верю, что ты рассказываешь…

– Ты мне не веришь? Я спрячу тебя, и ты увидишь, потому что он приходит к ней постоянно, а ты говоришь… – И тут губы ее задрожали.

– Да это какой-то бред, – тряхнула головой Аля.

– Нет, ну я тебя приглашаю за занавеску!..

– Да ты что, мне неудобно, разве так делают?

Далее разговор не имеет смысла приводить. В Але победило сострадание к подруге, вместе с тем что она совершенно во все рассказанное не поверила. И она согласилась пойти с Еленой за занавеску, чтобы не оставлять ее без участия.

Крещение было назначено Галей на воскресенье.