Грэм Джойс - Скоро будет буря

К тому времени, когда Мэтт припарковал свой автомобиль, пошел дождь. Он нашел Джеймса попивающим кофе в пустом придорожном кафе. Лицо его украшала трехдневная щетина.

– Привет! – бодро воскликнул Джеймс, поднимаясь и залпом допивая кофе.

– Поехали, – ровным голосом ответил Мэтт.

Они находились в местечке у подножия Пиренеев, носящем название Рене-ле-Шато. Он не знал, почему здесь оказался Джеймс, и, в общем, его это не интересовало.

– Ты не мог бы заплатить по счету? Я на нуле.

Мэтт расплатился, и Джеймс последовал за ним в машину.

– Пиренеи великолепны, верно, Мэтт? Слушай, тебе следовало бы прикатить на «мерсе». Хочешь, я сяду за руль?

– Давай залезай. С чего это вдруг мне брать твою машину? Я вовсе не хочу походить на тебя.

Километр или два они проехали в полном молчании; тишину нарушали только щелчки «дворников».

– Ну что ж, – произнес наконец Мэтт, – давай рассказывай.

– Я не хочу говорить об этом, – вскинул Джеймс пустые ладони. Он держался так, будто Мэтт только что подобрал его после трудной партии в сквош.

Мэтт ударил по тормозам, и автомобиль резко, со скрипом остановился. Водитель машины, ехавшей за ними следом, нажал на гудок, и по его губам Джеймс мог понять, что тот выругался по-французски.

– Выходи из машины.

– Что-что?

– Ты не хочешь говорить об этом? Тогда убирайся из моей машины.

– Не дури.

Мэтт перегнулся через Джеймса и открыл дверь с его стороны.

– Ну ладно, ладно. – Джеймс закрыл дверь. Мэтт толчком открыл ее снова.

– Тебе следовало бы приехать на моей машине, – мрачно произнес Джеймс – Ты просто не поверишь…

– Да, вероятно, не поверю.

– Мэтт, я ничего не могу вспомнить о нескольких последних днях.

– Ты хочешь сказать, что потерял память? Или что-нибудь в этом роде? – Глаза Мэтта были устремлены на дорогу.

– Вот именно. Последнее, что помню, – я дома со всеми нами. И потом сразу – сижу в кафе у Пиренеев. Нашел газету, а как прошли три дня – понять не могу. Не хочу, чтобы ты рассказывал об этом Сабине, но думаю, это был какой-то нервный срыв.

– Я слыхал, что такое бывает.

– Никогда ведь и не подумаешь, что такое может случиться с тобой. Но когда это происходит, поверь, это не шутка. Совсем не шутка. Это самое страшное из всего, что когда-либо со мной случалось. Последнее, что я вспоминаю, – это то, как я вышел из дома на прогулку. Затем я в кафе в Рене-ле-Шато.

– Не попробуешь ли вспомнить что-нибудь о том, что было в промежутке?

Джеймс сдвинул брови, как бы прилагая огромные усилия, чтобы собраться с мыслями.

– Это похоже на сон. Всплывают отдельные фрагменты где-то на периферии сознания. Припоминаю, как я вроде бы еду в грузовике, но затем все тонет во тьме. Потом вижу себя в туалете в каком-то кафе: стою над раковиной, разглядываю свое отражение в зеркале и силюсь вспомнить, куда я намеревался попасть.

– Вот только те три дня пропали неведомо куда.

– Точно. Три дня почти полной амнезии.

– Счастье, что у тебя был номер телефона. Я имею в виду телефон дома.

– Он нашелся в бумажнике. Что это ты делаешь?

Мэтт сбросил скорость и, удостоверившись, что на этот раз сигнальные огни включены, свернул в «карман» на обочине. Подъехав к стоянке, он установил рычаг переключения передач в нейтральное положение и поставил машину на ручной тормоз. А затем с размаху ударил Джеймса кулаком в лицо, содрав о его зубы кожу на костяшках пальцев. Джеймс откинулся на спинку сиденья, прикрывая рот рукой. Десны кровоточили, и он внимательно осмотрел пальцы, нет ли крови и на них.

Мэтт освободил ручной тормоз, проверил, не приближается ли какая-нибудь машина, посигналил, что выезжает, – и выехал на дорогу.

– Попытайся снова, – сказал он.

– Да как ты только… мать твою!… – Джеймс ощупывал рот.

– Это тебе не за то, что удрал от жены и детей. Это за то, что ты делаешь вид, как будто ничего особенного не случилось, и за то, что подсовываешь мне эту дурацкую тухлую историю. Ну а теперь придумай что-нибудь получше.

– Да что ты хочешь от меня услышать, ради Христа?

– Подумай сам.

– Ты ничего не понимаешь, Мэтт. Сейчас я уже больше ничего не могу.

– Что значит «ничего»?

– Ничего из того, что делал раньше. Быть мужем, любовником, отцом, боссом. Я болен, Мэтт. Честное слово. Мне… очень хреново. Такое ощущение, словно что-то вот-вот не выдержит и взорвется. Я чувствую себя так, будто нечто пожирает меня изнутри и дело идет к тому, что в один прекрасный день кто-нибудь найдет посреди мостовой этот пустой костюм, рубашку, галстук, а меня-то самого внутри и не будет. Не могу объяснить это лучше.

– Я тебя не понимаю, Джеймс. Что за идея была – прихватить в отпуск одну из твоих чертовых подружек? Это тебя как-нибудь взбодрило? Добавило сил? Потому что это просто сумасшедший дом.

– Да с чего ты взял?…

– Не придуривайся, Джеймс. Даже Сабина в курсе.

Джеймс мрачно поглядывал в окно.

– Что она знает?

– Мне на это наплевать. Сейчас меня только интересует, каким же это надо быть извращенцем, чтобы так осложнить себе две недели во Франции.

– Я хотел, чтобы рядом был человек, способный обо мне позаботиться, вот и все. От Сабины заботы не дождешься.

– Вот это да! Лучше бы я услышал от тебя жалкую ложь, чем это нытье.

Это было долгое и темное возвращение домой. Дождь прекратился, как только они покинули северные предгорья Пиренеев, но зато подул новый ветер – неведомо откуда. Большую часть дороги они проехали молча. Мэтт курил сигарету за сигаретой, зная, что в своей машине Джеймс курить не позволял. А тот безвольно обмяк на сиденье, с опухшими губами и кровоподтеками на лице, и также курил.

Когда они наконец приехали, их ожидала только Сабина.

– Разбирайся с ним сама, – сказал Мэтт и стал подниматься по лестнице. Крисси не спала, читая при тусклом оранжевом свете прикроватной лампы. Мэтт сбросил ботинки, и они с тяжелым стуком ударились о голые половицы. Он разделся и забрался в кровать рядом с Крисси.

– Где они сейчас? – спросила она.

– Я оставил их в кухне.

– Что у тебя с рукой?

– Содрал кожу на пальцах. Ерунда.

Крисси выключила свет и откинулась на подушку, вслушиваясь в темноту. Через некоторое время Мэтт произнес:

– Твои попытки что-нибудь услышать не дают мне уснуть.

– Я ничего не слышу. Не сказано ни слова.

– Да? Тогда давай спать.

– Ну что ж, если ничего не сказано, то это уже говорит само за себя, правда?

– Спокойной ночи, – ответил Мэтт.

Очнувшись от сна, Джесси обнаружила, что на краю ее кровати кто-то сидит. Даже в полумраке она узнала посетителя. Прежде чем фигура заговорила, Джесси распознала знакомые запахи духов и кожи. Она притворилась спящей, но чувствовала холодные пальцы, поглаживающие ее лоб.