Грэм Джойс - Скоро будет буря

– Я обеденный гонг, – сказала Бет, выглядывая из-за двери.

Джеймс едва ли не спрыгнул с кровати. Он смотрел на Бет, и его сердце кольнуло чувство вины.

– Я не слышал, как ты пришла! Иди сюда, моя прелесть! Иди сюда, обеденный гонг! – Он поставил бутылку на шкафчик и обнял дочь.

– Бом, – сказала Бет. – Бом. Бом. Бом.

Вернувшись в общежитие, она спит, не раздеваясь, шестнадцать часов. Когда она просыпается, фиолетового света больше нет. Впервые после того, как на кладбище Хайгейт она ударилась головой о крыло ангела, ее зрение вполне прояснилось. Она смотрится в зеркало, на лице все еще заметна косметика, но под косметикой – никакого фиолетового тумана, никакой сверкающей грозы, никакого мерцания неземного света. Она чувствует себя оправданной. Чистой.

Взглянув на часы, она поспешно покидает свое жилище, не умывшись, и едет на метро к Севастопольскому бульвару. Там она встречает человека, раздающего рекламные листовки. Он дает ей один экземпляр и что-то говорит о погоде. На листке реклама ночного диско-клуба «Преисподняя». Волосы у мужчины подстрижены коротко и неровно – видать, собственноручно.

– Вы похожи на одного человека, которого я когда-то знала. Его звали Грегори.

– Я вам верю, – отвечает он. – Вы похожи на убийцу.

– А я и есть убийца. Как вас зовут?

– Я пока не решил.

– Я могу решить за вас?

– Конечно. Если дадите мне сигарету.

– Не возражаете, если имя будет евангельским?

– Не возражаю. Если дадите мне сигарету.

Какой-то человек стремительно приближается к ним и под прикрытием листовки получает небольшой сверток. Человек уходит.

– Ну вот, – говорит подстриженный мужчина, церемонно выбрасывая листовки в ближайший мусорный бак, – это было в последний раз. Больше никогда. Я снял с себя всякую ответственность. – Затем он предлагает вместе выпить кофе.

Она делает шаг назад, чтобы посмотреть на кипу рекламных листков среди мусора. Наклонясь над мусорным бачком, щелкает зажигалкой и поджигает груду бумаги. Оранжевое пламя оживает, расползается. Она стоит как пригвожденная к месту.

– Нам лучше уйти, пока тут все не вспыхнуло. – Мужчина берет ее за руку и ведет к маленькому кофейному бару в стороне от главной аллеи. Они глаз не могут отвести друг от друга. Кажется, что каждый ждет, когда другой нанесет удар. Официант приносит им кофе, переводит взгляд с одного на другого, ставит чашки, уходит.

– Вы верите в то, что человек может измениться? – спрашивает она. – По-настоящему измениться?

– Именно это со мной сейчас и происходит.

– Я имею в виду – полностью измениться. Стать другим человеком. Забыть свое прошлое. Начать все заново.

– Должен верить, что это возможно. Она кладет свою ладонь на его запястье:

– Чтобы изменить чью-то жизнь, потребуется соблюдать определенные правила.

– Правила?

– Да, правила. Первое: никакой лжи. Я сказала, что убила человека, а вы улыбнулись. Это значит, что вы мне не верите. Когда я говорю «никакой лжи», значит, помимо прочего, подразумевается запрет на изысканную ложь.

Он выдыхает тонкую струйку сигаретного дыма, щурится.

– Сложно.

– Но игра стоит свеч, если цель – спасение. Второе: никаких наркотиков.

– Похоже, мне придется весьма трудно.

– И мне тоже. Третье: никого, кроме нас.

– Самое суровое правило.

– Четвертое: никаких вымышленных имен, личин, масок, ряженых, камуфляжей…

– Четвертое похоже на несколько правил в одном.

– Но такова цена. И вы знаете награду: я спасаю вас от ваших демонов, вы спасаете меня от моих.

С улицы до них доносится вой сирены пожарной машины.

– Вы действительно верите в то, что возможно стать совсем другим человеком? Скажите правду.

– «Если я говорю языком ангельским, а любви не имею, то я – медь звенящая, – произносит она. – Если я не имею любви, то я ничто».

– Когда я смотрю на вас, смотрю в ваши глаза, вы выглядите чистой и сильной.

– Кто, черт возьми, вас обкромсал?

– Я сам.

Они уходят из бара и направляются к ней. Там они быстро раздеваются. Несмотря на то что время торопит, она просит его подождать, пока принимает душ. Она хочет как следует смыть с лица косметику. Смыть с себя последнюю ложь. Смыть с себя свое прошлое.

Он ошеломлен, увидев ее. Он едва может поверить тому, что скрывалось под гримом. Она роняет полотенце и предстает перед ним совершенно преображенной. Ее прежний облик отброшен, как прорезиненный костюм, в угол комнаты. Она усаживает его на кровать, наклоняется над ним, раздевает его, заставляет лечь, забирается рядом и усаживается сверху. Он взрывается в ней почти сразу. Он не может владеть собой. Но это не имеет значения, потому что через минуту он снова готов.

Они похожи на девственников, но страха не чувствуют. Торопливые, неуклюжие, но ласковые, как будто у них это действительно в первый раз. Когда она достигает оргазма, у нее вырывается: «Мэтью». Когда он взрывается в ней второй раз, он шепчет ее имя.

Позже она просит его встать перед зеркалом и взять ее сзади, так чтобы ей было видно его лицо, ставшее теперь ангельским, по-настоящему ангельским, без каких бы то ни было следов фиолетового дождя и серебряной грозы. Он выполняет ее просьбу, хотя иногда, когда он размеренно движется в ней сзади, она отводит взгляд от его лица и в эти умопомрачительные минуты любви смотрит на собственное отражение.

Бет наскучило играть гаммы, и она спросила Рейчел:

– Почему взрослые все время ссорятся?

– Вовсе они не ссорятся, – ответила Рейчел и подумала, откуда пошло это обыкновение обманывать детей.

– Нет, ссорятся. Мама и пала ссорятся. Папа и Мэтт. Крисси и мама. Ты и Мэтт. Все!

Рейчел вздохнула. Она посмотрела на клавиатуру пианино и подумала, не стоит ли объяснить все через аккорды и гармонические созвучия, но с негодованием отбросила это намерение.

– Разве вы с Джесси никогда не ссоритесь?

– Ссоримся. Но сразу забываем. А взрослые всю жизнь помнят.

– Послушай, Бет, что сказал мне как-то один мудрый человек. Он был грубым старым хиппи, еще в те дни, когда я жила в палатке. Все примерно так. Представь себе клубок ниток. Ты держишь его, а потом передаешь всем тем людям, которых я называю. Вот есть вы с Джесси. Вы можете хорошо ладить, а можете в один прекрасный день поссориться. Таковы человеческие отношения, мы еще называем их связями. Кроме того, у тебя возникает множество других отношений со всеми людьми, которые живут в этом доме, так что передавай клубок мне, маме, папе, Крисси и Мэтту. В доме еще целых шесть человек, то есть шесть связей, которые необходимо поддерживать со всеми одновременно. Затем не следует упускать из виду еще и мои отношения со всеми этими людьми. То есть еще шесть или пять, если не считать мои отношения с тобой: они уже сосчитаны. Одним словом, если сосчитать все существующие связи, то окажется, что в группе из семи человек их всего двадцать одна.