Джеймс Риз - Книга духов

Ошалев от боли, я отпрянула и едва не наткнулась на чашу, так что Сладкой Мари, сидевшей на корточках, пришлось подпрыгнуть (волосы ее чуть не оторвались вместе со скальпом) и меня оттолкнуть.

– Дура! – фыркнула она. – Не смей подходить к источнику! Не хватало еще его испортить: капля ведьминой крови – и готово дело.

– Выходит, моя кровь… наша кровь способна?..

Не хотелось признавать, что у меня со старой каргой есть родственные черты, но мне как будто приоткрылась какая-то тайна.

Сладкая Мари сама испугалась нечаянно высказанной правды, которой не собиралась делиться. Тогда, конечно, я не обратила на это внимания, слишком болели мои раны, да и о кошке не следовало забывать. И все же у меня, наверное, вырвалось ругательство, я зашипела, как Коакучи. Но в отличие от кошки я не исцелилась. Раны сделались шрамами. В одно мгновение. И остались навсегда. Безобразные, вспухшие, фиолетово-красные, они словно извивались, как черви; но – странное дело – во мне вскоре зародилась гордость этими шрамами. Да, они были драгоценны, ибо в них нашли выражение почему и для чего моей жизни (у Селии тоже были шрамы), и часто я ловила себя на том, что ощупывала их, как христианин бормочет над своими четками или созерцает крест… Селия? Суждено ли мне найти, спасти ее? А самое себя?

Я уползла в угол и заплакала. Я была сбита с толку и растоптана.

Но ведьма как ни в чем не бывало продолжила:

– Для сестер испанская вода бесполезна. Вкус ее для них горек. Запах неотличим от запаха крови. Но хуже всего она действует на душу, ибо она не отнимает у ведьмы ни единого дня и не добавляет к ее веку ни единого часа. – Показав глаз, Сладкая Мари добавила: – От нее не будет никакого толку, когда придет кровь.

– Вы могли бы объяснить мне это на словах, – огрызнулась я, потому что плечи все еще саднило.

Не обратив на меня внимания, Сладкая Мари вернулась к работе.

– Порядок, да, Сладкая Мари поддерживает порядок. Чуть больше, чем нужно, или чуть меньше, и организм разладится. Понятно?

Я не поняла и так и сказала, ненавидя ее, но завидуя ее знаниям.

– Чуть больше испанской воды или чуть меньше, и вместо лечения получается вред. Вначале капли. Но пройдет время – время, время, время! – и они уже хотят ее, не могут без нее. Хотят, да. Не могут без нее, да. Готовы стащить ее у Сладкой Мари. А почему?

– И почему? Не томите.

– Чего уж проще, ведьма. Без нее они умрут. А с нею… с нею они не умрут никогда.

И как раз в ту минуту я поняла, осознала, что Сладкая Мари меня не отпустит, потому что я узнала тайну Зеркального озера. Опустить что-нибудь на другую чашу весов, предложить обмен, купить себе свободу? Но у меня за душой ничего нет, думала я… Ничего.

Среди странностей Зеркального озера я реже думала о Селии. То есть старалась. О том, чтобы найти ее, освободить, заслужить ее прощение. Запрещая себе эти мысли, я смогла длить существование в своей островной могиле (ибо это была могила) еще много месяцев, но вот…

– Время пришло, – объявила однажды за ужином ведьма-тюремщица, пыхая, пыхая дымом из пеньковой трубки. – До Сладкой Мари дошли вести…

– О чем? Геркулина хочет знать.

Ведьма не оценила моего сарказма, но Пятиубивец слышал, и, казалось, не без удовольствия. Я ожидала, что она вновь заговорит о войне, поскольку эта тема – чем дальше, тем больше – не сходила у нее с языка. Она как будто думала о защите полуострова и своих тайн, с ним связанных. Но я не очень к ней прислушивалась, поскольку пришла к выводу, что настоящая война происходила у нее внутри – борьба с безумием.

– До Сладкой Мари дошли вести о твоей девице. – Я притихла, потому что давно уже потеряла надежду. – Она поселилась в горах Уитлакучи.

Это я уже слышала от Йахаллы и от торговцев в Волузии. Много месяцев назад. От Сладкой Мари я хотела, ждала известий более определенных. И когда я – тоном довольно раздраженным – это ей объяснила, Сладкая Мари с улыбкой осведомилась:

– Ну и что ж ты туда не отправилась? Давай отправляйся сейчас, – произнесла она наконец. – Сладкая Мари готова, отправляйся… Время пришло. Давай. Давай!

И я отправилась. Два дня спустя – с Селией, вернувшейся в мои сны и мечты, – я, ни с кем не простившись, покинула Зеркальное озеро.

Люди Зеркального озера… ни с кем из них я не познакомилась и не могу даже перечислить их имена. Они попали в сети сделки, попали и пропали; наверное, мне их немного жаль, всех, кроме четверых шекспировских персонажей, если учесть, как я… Постойте, сперва я расскажу о Сладкой Мари.

Ведьма заперлась и не показывалась, а к ее дверям я не подходила, опасаясь Коакучи. Более того, я от нее ничего не хотела и не ждала, и долг благодарности на мне не висел. Пусть хранит свою купель. Пусть владеет тайным островом, сообществом людей, для которых время остановилось. Все, чего я хотела, – это избавиться от ведьмы. Не обонять больше ее вонь. И все же меня злило ведьмино равнодушие к моему уходу, и этой злостью я объясняю выходку, которая удивила меня самое.

Что касается Пятиубивца, то с ним прощаться не имело смысла, ведь он – к счастью – был отряжен меня сопровождать в пути на север, в Форт-Брук. Так распорядилась ведьма. И еще, стоя утром накануне моего ухода в залитом солнцем дворе, Сладкая Мари, в платье из перьев фламинго, уронила на землю свои волосы (упавшие, как якорь в море песка) и шагнула ко мне; на меня.

«Сладкая Мари честно выполняет свои обязательства. – Она показала глаз, дикий, но сжатый. – И ты честно выполнишь свои».

Она не пояснила, что имеет в виду, и я не задавала вопросов. Обязательства? Меня так обрадовала возможность покинуть Зеркальное озеро, что я выбросила из головы нашу сделку. И да, я его покинула, не подозревая о том, что Сладкая Мари освободила меня так же, как поджигатель освобождает огонь.

Два марона – один без ушей, другой без губы, щеголявший повязкой на глазу, под которой что-то пульсировало, – орудуя шестами, переправили нас по водам источника на берег, где виднелись следы давнего пожарища. За нами следовал плот с двумя откормленными на убой бычками. Но прежде я пустила себе кровь.

Да, пустила кровь. Что на меня нашло? Разумеется, я не думала об этом заранее, а всего лишь подчинилась инстинкту… Просто-напросто, когда мы плыли на плоту и мароны стояли на носу, а я за Пятиубивцем, мне бросился в глаза нож у него на поясе. Лезвие было обнажено до самого кончика. Отвернувшись от блестящей стали, я всмотрелась в Зеркальное озеро, и внезапно, словно бы эта сцена разыгралась у меня перед глазами на белом песчаном дне, поняла, как выказать свои неприязнь и неприятие ведьме, оставленной на острове.

Раскрыв правую ладонь, я быстро-быстро провела ею по лезвию ножа Пятиубивца. Образовался разрез длиной три-четыре дюйма. Вначале он не был виден, и я терялась в догадках, почему у меня не получилось. Но затем боль и кровь явились вместе, в отвратительном единстве.