Сётаро Ясуока - Дождь

Вскоре бормотание стихло. Но едва успел я облегченно вздохнуть, как вдруг с удивлением заметил, что он, опустив голову, ест бэнто. Тут уж я совсем отчаялся. Сердце мое, крепившееся все эти три дня, дрогнуло, я сразу вспомнил, что с самого утра еще ничего не ел.

Я всерьез разозлился на этого типа. Было явственно слышно, как он с хрустом разгрызает маринованную редьку и давится комками холодного риса, издавая квохчущие звуки, будто курица, заглотившая твердый корм. Я уже почти готов был выскочить из зарослей, вырвать у него из рук только что начатый завтрак и швырнуть в лужу, в самую грязь. В этот момент сзади, из темноты, раздался грубый голос с сильным местным акцентом: «Эй!… – Это был полицейский. – Эй, послушайте, что вы там делаете? У входа ведь ясно написано: вечером в сквер входить нельзя… Уходите живо! Уходите…»

Однако человек лишь молча оглянулся. Словно заведенный, он продолжал орудовать палочками, поедая бэнто. «А, черт с вами!» – Полицейский, видимо потеряв терпение, отошел, но человек и этого не заметил, целиком поглощенный едой.

Я вышел из укрытия. Остановившись прямо за спиной старика, я некоторое время наблюдал, как он ест. С обеих сторон шеи видны были непрестанно движущиеся челюсти, выпирающие, словно жабры. И пока я рассматривал выбритую, как у бонзы, голову с приплюснутым затылком, во мне постепенно нарастала жажда убийства. От кожи, изрезанной от затылка грубыми складками, казалось, исходил затхлый запах маринованной редьки. Как только он покончит с бэнто, я ударю тесаком прямо по его бритой башке. Я расстегнул все пуговицы плаща. Теперь-то я с ним покончу. Но в этот момент снова послышалось его бессмысленное бормотание. «Но я не могу так вернуться. Не могу так вернуться». А куда, собственно, вернуться? И почему вернуться? Может, его беспокоит, что он слишком мало собрал? Не знаю, но мне этот глухой, тяжелый, словно стелющийся по земле голос сразу напомнил и о родных краях, и о темном моем доме, и рука, сжимавшая рукоятку, едва не выронила тесак.

Прекратившийся было мелкий дождь, кажется, пошел снова, потому что послышался шум капель, ударяющих по листьям и по траве, и я ощутил на щеке холодную влагу. Я крепче сжал рукоять и сделал глубокий вдох. А он, по-прежнему держа в обеих руках бэнто и палочки, все продолжал и продолжал бормотать, словно в растерянности: «Но я не могу так вернуться, не могу так вернуться».

Хакама – шаровары.

Таби – матерчатые носки.

Асида – деревянные башмаки.