Джонатан Кэрролл - Деревянное море

Порой он ненадолго останавливался с озадаченным видом — ведь город, известный ему сорок лет тому назад, стал иным. Вместо домов, которые он знал, были пустыри. На бывших пустырях стояли дома. Все выглядело по-иному. Кто все эти незнакомцы? Никто не знает маленького городишки лучше, чем живущая в нем детвора. Они живут на улицах, запоминают людей, машины, содержимое витрин. А чем еще им заняться летом, когда школа закрыта на каникулы? Одно из двух — помирать со скуки у себя дома или слоняться по улицам. Вот они и стоят, придерживая свои велосипеды за руль и наблюдая, как машины завозят на эстакады на заправочных станциях, чтобы поменять масло, как люди въезжают в дома и выезжают из них. Мальчишки расскажут вам о новых соседях прежде всех остальных. Сколько у них детей, какой породы собака, какого цвета мебель в их гостиной, кричит ли муж на жену.

Крейнс-Вью был и одновременно не был (Крейнс-Вью сегодняшний) городом маленького Фрэна. Однако перемены, которые он, видимо, отмечал повсюду, похоже, мало его беспокоили. Если он сбивался с пути, то останавливался и оглядывался на меня в ожидании инструкций. Флоон шел передо мной, а я почти не сводил глаз с мальчишки и ловил себя на том, что все время улыбаюсь. Мне нравилась его готовность принять любые изменения: мир стал другим — ну и подумаешь! По его лицу было видно, что все это ни капли его не смущает.

— Маккейб! — Флоон повернул голову, чтобы встретиться со мной взглядом.

— Двигай вперед, говнюк! — подтолкнул я его.

— Но я и так двигаюсь. Почему, ты думаешь, нас отправили сюда, в прошлое?

— Я знаю, почему сюда отправили меня. А вот ты здесь по ошибке. Мразь ты вонючая.

— Откуда ты знаешь?

— Пришельцы сообщили.

— Толковое объяснение, ничего не скажешь.

— К вашим услугам.

Мы продолжали идти, мальчишка по-прежнему далеко впереди.

— Эй, Каз, как грести в деревянном море?

— Меня это не колышет. Никогда не увлекался головоломками и загадками.

— Ложкой.

Мы оба посмотрели на Фрэна-младшего.

— Ложкой?

— Ну да. Потому что никаких деревянных морей нет. Их только придурок мог выдумать, а раз так, то и грести нужно чем-то придурочным, вроде ложки. А может, это вовсе и не деревянное море, а деревянный мор? — Он ехидно усмехнулся. — Так о каком море речь?

— Господи, мне такое и в голову не приходило!

Флоон переводил недоуменный взгляд с одной версии меня на другую.

— Что именно?

— Что это может быть не море, а мор.

Флоон нахмурился.

— Беру свои слова назад, Маккейб. Может, это и в самом деле твой сын. Вы оба так невразумительно мыслите — это явно семейное.

— «Невразумительно». У тебя богатый словарный запас, Флоон. Ты, наверно, получал хорошие отметки по орфографии.

Мальчишка попытался идти в ногу рядом со мной. Ему пришлось сделать несколько прыжков, а потом он, к моему немалому удивлению, взял меня за руку. Я не знал, что сказать. Чувство было странное, но приятное. Держать за руку себя самого, каким ты был сорок лет назад.

— Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

Я знал ответ, но все равно хотел услышать, что скажет он. Хотел услышать, как он снова живет той мечтой, которой жил я многие годы детства.

Прежде чем ответить, он расправил плечи и выпятил грудь.

— Артистом. Хочу играть в фильмах про монстров. Может, даже самих монстров.

— Правда? А ты смотрел «Седьмое путешествие Синдбада»? Это мой любимый фильм.

Он отпустил мою руку и отпрыгнул в сторону.

— И мой, и мой тоже! Самый классный фильм в мире! Самое мое любимое там — это циклопы. Я на уроке рисования вылепил одного из глины.

Он поднял руки, скрючив пальцы, — ни дать ни взять трехпалая когтистая лапа циклопа — и издал циклопий рык.

— А помнишь, как Синдбад сунул ему факел в глаз, а тот сослепу споткнулся и свалился со скалы? Помнишь?

Я кивнул — мне это было так хорошо знакомо.

— Разве такое забудешь? Это ведь лучшая сцена. Сколько раз видел я эту сцену, когда был в его возрасте и сидел с дружками в четвертом ряду кинотеатра «Эмбасси», и потом, когда несколько лет назад моя внимательная жена подарила мне кассету с «Синдбадом» на Рождество? Магда, если я разозлю ее чем-нибудь, называет меня Секура — именем главного негодяя этого фильма.

Остаток пути к дому Джорджа мы проговорили о кинофильмах и о наших любимых сценах из них. Это было здорово, ведь мы сходились абсолютно во всем. Флоону это надоело, и он раздраженно спросил, не будем ли мы так любезны переменить тему? Мы в счастливом согласии ответили «нет!» и продолжили разговор.

— Что это еще за машина такая?

Перед домом Джорджа был припаркован футуристического вида полноприводный автомобиль. Я видел его рекламу по телевизору — «исудзу», одна из моделей «исудзу». Все в ней было куда как округлее и аэродинамичнее, чем у этих уикендовских боевых колесниц. Эта смотрелась как крутые тачки, что можно увидеть в музыкальных клипах по «MTV».

Флоон заговорил, прежде чем я успел рот открыть, чтобы ответить парнишке.

— Это «исудзу-вехикросс». Чудесная машина. Двести пятнадцать лошадиных сил, полноприводная. У меня в молодости была точно такая. Первая в моей жизни новая машина.

Он так восторженно говорил об этом автомобиле, что я почти готов был увидеть над его головой маленькие сердечки, как попугайчики-неразлучники в диснеевском мультфильме.

— А по-моему, просто уродина. Смахивает на здоровущую серебряную лягушку. А по воде она может? Похожа на машину из джеймсбондовского фильма: съезжаешь на ней с дороги — и бултых в воду.

Флоон явно надулся, услышав то, что мне казалось вполне справедливой оценкой.

— Господи ты боже мой, конечно же она не может по воде. Но на ней можно ездить и не по дороге, хотя иногда это и опасно, потому что у нее сзади ужасная обзорность. Из-за этого-то я и угодил в аварию.

— А что такое ужасная обзорность?

Флоон оставил этот вопрос без ответа. Он не отрываясь смотрел на «исудзу» с нежной отеческой улыбкой.

— Боже мой, Каз, неужели ты улыбаешься? А я думал, ты не умеешь.

Он любовно погладил своей короткой рукой крышу машины. Звук получился громче, чем я ожидал, потому что вокруг стояла абсолютная тишина.

— Смотрю на нее и вспоминаю славные деньки. Мне было двадцать девять лет, я работал на «Пфицере». Мне прибавили жалованье, а я тогда только и мечтал о такой вот штучке. Думал, если у тебя такая машина, то весь мир у твоих ног: ты такой крутой, что можешь есть львов на завтрак. Ты помнишь те времена, когда машина могла заполнить жизнь? Я четко помню тот день, когда я понял, что могу себе позволить такую машину — именно такого цвета. Но я заставил себя отложить покупку на две недели, после чего отправился в салон. Это было как стоять у витрины кондитерской с полным карманом денег. Из последних сил удерживаешь себя от соблазна войти сию же минуту — хочется продлить радость предвкушения. Я не один месяц изучал каталог, я запомнил все детали, все характеристики, которые мне были нужны. Я до сих пор их помню.