Джонатан Кэрролл - Деревянное море

Увидев что-то на земле, маленький Фрэнни уронил палку и стал медленно наклоняться. Глаза его были прикованы к одной точке.

— Эй, смотри-ка!

Он был футах в двадцати от меня. Я подосадовал, что он меня отвлекает, а к тому же не мог с такого расстояния разглядеть, что его так привлекло. Какая-нибудь детская ерундистика. У меня на это не было времени. Джордж и Флоон стояли, молча ожидая моего решения. Ну не смешно ли — эти два гения ожидали инструкций Ф. Маккейба, которого разгневанный директор школы перед исключением обозвал «кандидатом в газовую камеру». Но я понятия не имел, что им сказать. Светофор у меня в черепушке горел красным цветом.

— Смотри! — Мальчишка ухватил что-то на земле.

Он выпрямился, держа что-то большим и указательным пальцами. Остальные пальцы он отвел в сторону, словно не хотел прикасаться ими к тому, что держал. Пока его находка не шевельнулась, я думал, что это еще одна палочка.

Это оказалась яшерица или хамелеон — не знаю точно, я ведь не герпетолог. Надо было у Джорджа спросить, он все на свете знает, но мне было не до того, слишком я разволновался. Сидела себе эта ящерка на лесной полянке, никому не мешала, принимала солнечные ванны, а тут ее кто-то хвать за длинный хвост и на небеса. На секунду. Только секунду оставалась она в таком положении — вихлялась и дергалась, отчаянно пытаясь вырваться на свободу. А потом ящерка отбросила хвост, упала на землю и бросилась наутек. Мальчишка издал довольный и разочарованный вопль. Важнее было то, что ящерка, убегая, промчалась прямо по моей лопате. Вид лопаты и ящерицы вместе — одна на другой — затронул что-то во мне, словно пламя коснулось сухой бумаги.

И тут я вспомнил, как мы с Джорджем рассматривали школьный конспект Антонии Корандо. В ушах у меня снова звучал его голос, говоривший, что только два образа повторяются на всех этих странных пророческих картинках — лопата и ящерица.

Я уставился на то место, где парнишка поймал ящерицу, встал на него и сказал:

— Копаем здесь.

— Здесь? Прямо под деревом? Да тут сплошные корни.

— Хватит болтать. Флоон, бери лопату и копай здесь. А то я копну сейчас у тебя в заднице.

— Фрэнни, но он прав. Тут корни…

— Джордж, помнишь конспект Антонии Корандо? Ты же сам заметил, что там все время повторяются два изображения.

Втянув нижнюю губу, он поднял руку — дайте, мол, сказать. Ни дать ни взять школьник, который хочет обратить на себя внимание учителя. Но вдруг его рука стала опускаться — до него начал доходить смысл сказанных мной слов. Рубанув рукой воздух, он крепко сжал кулак:

— Лопата и ящерица!

— Именно. Начинай копать. Прямо тут.

— Да! — Он повернулся к Флоону, который теперь смотрел на нас, как на врагов. — Здесь, Каз. Фрэнни прав. Копать надо в этом самом месте.

— Я начну! Позвольте мне! — выкрикнул, захлебываясь от восторга, мальчишка.

Он поднял лопату и тут же уронил ее, не в силах справиться с возбуждением. Он снова поднял лопату и начал копать, как маленькая машина.

— Ладно, давай-ка мы. У нас дело пойдет быстрее. А ты постой в сторонке. — Я протянул руку, чтобы забрать у него лопату.

Не тут-то было. Он попытался спрятать ее за спину.

— Нет! Так нечестно! Ведь это я поймал ящерицу. Я! И их ты без меня не нашел бы. Так что первым копать должен я!

Я попытался по-доброму его уговорить, чтобы он видел — я на его стороне.

— Дружище, мы должны сами это сделать, и поскорее. Мы должны выкопать эту яму и убраться отсюда.

На его лице стало появляться строгое выражение, но вы же знаете, как это бывает у мальчишек, — они еще не научились высокомерию. В них кипят страсти — любовь и ненависть, но высокомерие им еще не по зубам. Когда он снова заговорил, голос его звенел от слез:

— Так нечестно! Я тебе сегодня два раза помог, скажешь, нет?! Из библиотеки тоже я тебя вывел! Я…

— А ну, давай сюда эту лопату! Живо!

Я шагнул к нему. Выражение моего лица его напугало. Лопату он держал за спиной, но, увидев, что я приближаюсь, уронил ее. Он попятился, споткнулся о нее, упал. При этом он не сводил с меня испуганного взгляда. Я не мог терять времени — поднял с земли лопату и повернулся к нему спиной.

— Ты ссыкун! Здоровый, жирный ссыкун, и пенис у тебя усох! — От злости он начал произносить свою дразнилку нараспев: — Пенис усох, пенис усох!

Не обращая на него внимания, я протянул лопату Флоону и показал, где копать. Голова у меня кружилась, и мне нужно было сесть.

— Фрэнни, берегись! — услышал я голос Джорджа и почувствовал удар под коленку.

Нога у меня подогнулась, но я удержал равновесие. Оглянувшись, я увидел, как мальчишка припустил в лес.

— Это он тебя пнул.

— Не имеет значения. Пошли к машине.

На самом деле это имело значение. Когда мы решили, что сначала Джордж и Флоон должны сходить за телом, я остался один, и мысли о мальчишке не давали мне покоя. Куда он пошел? Вернется ли?

Я чувствовал противную слабость, но голова у меня работала лучше, чем до этого. Я составил что-то вроде плана: вырыть могилу, закопать тело, вернуться в город… Ход моих мыслей прервал шелест листвы и треск сучьев под их ногами. Они возвращались. Тело в черном пластиковом мешке, который они тащили на плечах, стало как будто меньше.

Они так бережно опустили его на землю, будто он еще был живым и они боялись его ушибить. Флоон поднял с земли лопату и принялся копать. Копал он точными, экономичными движениями. Яма становилась все глубже и глубже не в последнюю очередь потому, что лопата не встречала никаких препятствий — ни корней, ни камней, ничего невидимого или неожиданного. Я с самого начала знал, что так оно и будет. Яшерица служила своего рода крестиком, которым было помечено это место, — я это понял, как только ее увидел.

Джордж, когда пришел его черед взяться за лопату, спросил, знаю ли я о Килиоа. Когда я ответил, нет, не знаю, он объяснил, что это мифическое существо, одна из двоих полуженщин-полуящериц, которые удерживают в плену души умерших. К тому времени мне было совершенно наплевать, была ли ящерица, которую мы видели, этой самой Килиоа или обыкновенной рептилией, гревшейся на солнышке.

— Да, но ящерицы всегда играли важную роль в мировой мифологии. Они могут символизировать глубочайшие вещи.

— Да, впечатляет. Ты только копать не забывай.

— Тебе все равно?

— Совершенно.

Земляные работы продолжались. Мы говорили, но мало. Я еще не чувствовал в себе готовности присоединиться к их трудам, поэтому копали только они. Несколько раз я проверял, не исчез ли куда мертвый Флоон.

Они углубились уже вполне достаточно, когда со стороны дороги послышался вой сирен — одна, потом другая. Я места себе не находил из-за того, что не знаю причин этой суеты. Ведь сирены на полицейских машинах у нас в Крейнс-Вью почти никогда не включаются. На душе у меня стало тревожно. Предполагая худшее, я решил отправить этих двоих от греха подальше, закончить работу сам и вернуться домой.