Николай Романов - Байкеры

Сын сидит сзади и молчит. Кей и сам не знает, зачем захватил сегодня тот самый детский шлем. Сын с недоумением посмотрел и даже не стал брать в руки. Не улыбнулся, не рассмеялся. Так и болтается шлем, привязанный к багажнику. Сыну Кей отдал свой. Себе повязал красную бандану, которая ему не очень нравится, но оказалась единственной чистой.

Сын молчит. Кей пытался говорить с ним, тот отвечал только «да» и «нет». Через пять минут такой беседы Кею захотелось крепко зажмуриться и представить, что он всегда был холостяком, а если у него и есть дети, то очень далеко. В веселой, прококаиненной насквозь деревне в Андах. Или на ферме мрачного семейства буров по ту сторону южноафриканской границы. Там его после болотной лихорадки выхаживала тоненькая девушка…

Сын держится за куртку Кея как-то странно, словно делает одолжение. Кей чувствует это и нервничает. У него затекла нога, непрерывно занятая коробкой передач. Тонко улавливающий настроение хозяина, ХаДэ мудро взял на себя основную часть работы по управлению ездой.

Кей оглядывается и натыкается на взгляд сына. Тот смотрит так, будто знает нечто, недоступное пониманию Кея. В сыне — все равнодушие мира. Он не задает вопросы. Точнее, задает, но в манере, которую Кей в других условиях счел бы издевательской.

«Сын, ты не хочешь рассказать о своей жизни?»

«Рассказать о своей жизни?»

Кто кого спрашивает? Он не издевается, просто он такой.

Откуда у него это равнодушие?

Кей как-то навестил сына дома в день рождения. Подарок принес, сейчас уже не помнит какой. Хотел на байке покатать его приятелей, присмотрелся и отпал.

У сына и компания такая же. Сидят и часами напролет молча смотрят MTV. Даже не смеются. Вид такой, словно пережили атомную атаку, а сейчас ждут общий сигнал помирать. Задерут лапки кверху и — кувырк!

Им будет скучна даже собственная смерть.

Сын, похоже, замер. Или замерз. Он ничего не хочет. Даже пешком передвигается неохотно. Весь его вид говорит об абсолютной бесполезности.

«Как и мой вид», — подумал Кей и поддал газу. ХаДэ подкинуло. Сын молчал, словно и не заметил, хотя его пробило до копчика.

Метро. Станция «Сокольники».

Они молча переминались. Им нечего сказать друг другу. Издалека взглянуть — два подростка с байком. Сын уже догонял папу по росту. Стоял рядом, смотрел, как курит отец. Но видел, что на них обращают внимание. Не одна симпатичная девчонка останавливалась рядом, якобы просто так. А на деле — демонстрировала, что не прочь познакомиться с мальчиком, у которого такой замечательный отец с еще более замечательным байком.

Сын посмотрел на часы. Ему некуда спешить. Он взглянул на часы просто так, абы что-то сделать. А вот сейчас заговорит просто так, абы что-то сказать:

— Папа, почему ты не ездишь на машине?

— Сын, байк — для двоих. Он сближает людей крепче, чем машина, в которую понапиханы люди и масса прочих ненужных вещей. Пассажирам в машине плевать на водилу, и они занимаются своими делами, не замечая его стараний. В машине все разобщены и обособлены, как и в жизни. Водитель мучается от присутствия бесполезных людей и вещей, которые он вынужден таскать всю жизнь. Байк, сын, — это свобода!

Разглядывая облака, сын произнес:

— Папа, ты ко мне больше на этой штуке не приезжай. От нее разит какой-то гадостью. А лучше вообще не приезжай. Никому это не нужно.

Кею нечего ответить сыну. Он и не хотел ничего говорить. Зачем говорить? Повторять слова, которые сын слышал тысячи раз?

Прощай, сын.

Срываемся, ХаДэ. Надо развеяться. Едем к бабам.

Кайра сказала «Жду!», Кей отдал телефону-автомату трубку и бережно вытянул карточку. Разогнав столпившихся перед байком малолеток, оседлал ХаДэ, резво проскочил переулок, круто заложил на повороте и на большой скорости пошел в сторону Басманных улиц. Туда, где контора Кайры, где его ждут и где ему всегда рады вроде бы посторонние люди. С родственниками все иначе. Сложнее.

Однажды старик-отец сказал Кею:

— Я наблюдаю тебя и всю общину байкеров только в процессе езды.

До болезни отец занимал крупный финансовый пост в оборонном ведомстве. Профессия оставила неизгладимый отпечаток на манере его речи. Он никогда не скажет: «Я тебе позвоню, сынок». Он произнесет на полном серьезе: «Я свяжусь с тобой по телефону». «Процесс езды» тоже из этого лексикона.

— Уважаемый родитель, в ответ на ваш запрос…

— Не дразни старших.

— Извини. Какой человек — такая езда. Мототурист хочет ехать, мотоспортсмен — доехать, а байкер — уехать.

— Но мне необходимо знать: что вы делаете на остановках? Вы же когда-то останавливаетесь? Или вы заправляетесь на ходу, подобно эскадрилье бомбардировщиков дальнего радиуса действия?

Тогда Кей объяснил любящему порядок предку, что байкер, случается, иногда не едет. Байкер не едет, когда у него стоит. Тогда он возится с телкой. А еще на остановках байкер пьет пиво, чинится, заправляется или в беспамятстве втирает бригаде «Скорой помощи», какая у него роскошная группа крови, если остановился он из-за того, что разбился вдребезги.

Проскочив знакомый с детства парк, Кей повернул направо и углубился в переулки. Безгаражные граждане бросили машины тут и там, Кей ругался во весь голос, маневрируя. Часто приходилось отталкиваться ногой от борта машины, и тогда на пыльном железе оставались след и вмятина.

Змеиное заведение Кайры обосновалось в подвале громоздкого здания какого-то института. Попасть к Кайре можно только с обратной стороны дома, через неприметную дверь, между кирпичной стеной и развалинами недостроенного студенческого общежития. Можно часами колесить вокруг, но так и не найти эту дверь. Сразу за ней находились круто уходившие под землю узкие ступени разной высоты.

Навещая Кайру, Кей раньше обязательно спотыкался на узкой лестнице и пару раз даже срывался в черную пустоту, по пути больно ударяясь о ржавые трубы. Потом девушка дала ему секретный «код». Оказалось, что если спускаться, насвистывая «Полет «Валькирий», то ноги автоматически последуют тактам, и ты всегда будешь цел.

Подружки Кайры, такие же безумные байкерши, еще не объявились. Дворик пуст и тих. Оставив ХаДэ скучать в одиночестве, Кей открыл дверь собственным ключом, нашарил на холодной стене выключатель, и слабая лампочка осветила ступени. Он спустился, насвистывая, и побрел по подвалу, обходя ржавые станки и большущие металлические шкафы. На стенах висели фанерные стенды с покрытыми плесенью фотографиями людей в шляпах и с красными лентами через плечо. Когда-то тут работала типография, но разорилась, и Кайра по дешевке приобрела право заниматься здесь любимым делом.

Держать змей.

Маленький серпентарий, сооруженный в нарушение всех мыслимых правил содержания ядовитых тварей в черте Города. Официально Кайра занималась пошивом балетных тапочек. Об истинном назначении подвала знали немногие. Менты, которых загонял в подвал очередной сигнал телефонного террориста, с руганью бродили впотьмах, не догадываясь, что за фальшивой стеной имеется вход в еще более глубокое подземелье. Там, под закопченными сводами, в старые времена находилась котельная, а теперь было чисто, светло и вдоль стен выстроились десятки решетчатых и застекленных клеток. В них ползало, шипело, знакомилось, размножалось, ссорилось, в общем, вело социально-активную жизнь невиданное количество пресмыкающихся. Под каждой клеткой имелись таблички с именами и фамилиями обитателей: «Ancistrodon halys», «Elaphe schrencki» и тому подобное.