Тим Паркс - Призрак Мими

– O, ecco. Вы тутова, мистер Моррис! – Дионизио вкатил в палату свою тележку с медикаментами.

Было почти пять. Моррис, вернувшись, не стал его разыскивать: это было бы уж слишком. Так или иначе, сперва нужно разобраться с Форбсом. Вырвать у него признание, отдать строгие распоряжения, подкрепленные угрозами и посулами. Спичечный коробок и прочие улики были в полной сохранности кармане пиджака, запертого в шкафу.

– А я уж вас совсем обыскал.

– Я думал, ты закончил дежурство, – любезно сказал Моррис, отрываясь от Библии.

Он восхищался составителями перекрестных ссылок. Благодаря их титаническому труду удалось отыскать тринадцать вариантов использования слова «мщение», прежде всего в Книге Пророка Исаии: «И Он возложил на Себя правду, как броню, и шлем спасения – на главу Свою; и облекся в ризу мщения, как в одежду, и покрыл Себя ревностью, как плащем».

Особенно понравились Моррису «шлем спасения» и особенности написания слова «плащ» в оригинале, хоть он и опасался, что это может чрезмерно взволновать воображение. Под покровом внешнего спокойствия и интереса к любопытным подробностям душа его заново переживала все унижения, которым пришлось подвергнуться. Чтобы сохранить себя, надо постоянно обращаться к Мими, к религии, к Господу нашему.

– Но вы не покушай ленч.

Да, конечно, Моррис пошел прогуляться в сад и там, представьте, задремал на скамеечке. Наверное, от облегчения, что швы наконец сняли и привели лицо в порядок (тут он фальшиво улыбнулся). Да, он чувствует себя нормально, и выписывать его будут послезавтра, не так ли?

– Если доктор утвердит, что воспаления нет, – сказал Дионизио.

В этот час в палате было полно народу, в основном озабоченных посетителей, явившихся узнать, с какими страшными болячками родных и близких им придется иметь дело в обозримом будущем. Санитар уже собрался раздавать свой запас транквилизаторов на все вкусы, но тут Моррис спросил:

– Дионизио, ты верующий?

– Io sono cattolico, – невозмутимо ответствовал тот.

– Я вот читал Библию и задумался над одной главой. Как по-твоему, правда ли, что Господь неотвратимо навлекает отмщение на творящих зло?

– Кого на что влекает? Извиняйте… – смутился Дионизио.

– Ну, просто мстит злым. Устраивает им вендетту, – терпеливо разъяснил Моррис. – Как ты думаешь, это на самом деле неизбежно?

На смуглом сморщенном лице гнома появилось сосредоточенное выражение. Уже хорошо – по крайней мере, разговор отвлечет его от мыслей, где это Моррис пропадал целых пять часов. Вполне возможно, в скудный умишко карлы влезает не больше двух мыслей за раз, и последняя просто вытеснит предыдущую.

– Когда я первый раз бывай в Эрлс-Корт, – сказал наконец Дионизио, – хозяин дома берет денег много-много, а туалет не работай, тепла нет. Потом он говорит, вас большая куча в квартире, уходи вон.

– Никакого понятия о милосердии, – согласился Моррис, подумав о том, скольким отчаявшимся эмигрантам он предоставил кров на Вилла-Каритас.

Дионизио, отчаянно путаясь в суффиксах и приставках, продолжал историю:

– Один наш мальчик, очень верящий, очень попроси Бога, чтоб хозяин отрешился. – Моррис ждал, хотя эти россказни начали его слегка раздражать. – Ну и вот, – для пущего эффекта Дионизио выдержал паузу, – на другой день, как нам сказай – пошли, тут его автобус избивай. – В самом деле? – совпадение показалось Моррису настолько примечательным, что он даже на миг позабыл обо всем прочем. – Насмерть?

– Нет. Но ходить не умей. Долго-долго.

– А, он смягчился и разрешил вам остаться?

– Нет, – с пафосом покачал головой Дионизио. – Все равно прогоняй. А как вы изволите? В Англии не защищай иностранцев в таком деле. Но мы нашли второй квартиру. Лучше той.

– Да уж. Считай, и правда повезло, – Моррису казалось, что злоключениям санитара недостает библейской ясности. Сам он определенно предпочел бы вариант с Содомом и Гоморрой. Ну да ладно.

– Кстати, мне бы действительно хотелось выписаться поскорей. Может, все-таки найдется какой-то способ… Чувствую, пора возвращаться в мир.

– Обхождение завтра в девять. Если primario говорит – круглый порядок, тогда можете, да, – ответил Дионизио.

Два часа спустя у кровати Морриса рыдала Антонелла. Весь день она пыталась поговорить с Паолой, но не смогла ее найти. Пошла в офис, но там никого не было. Да и не могла она долго оставаться в этом месте – сразу начала воображать, что там вытворял Бобо. Это так ужасно. Везде полиция, роются в бумагах, задают нескромные вопросы, кто звонил из дома, чьи это телефоны, да кто такая та женщина. Она так расстроилась, что хочет лишь одного – пусть все закончится поскорей. Как угодно. Неважно даже, хорошо или плохо. Как только пройдет суд над эмигрантами и поймают бандита, который требовал выкуп, она просто сядет на самолет и улетит, все равно куда. Или уйдет в монастырь. В детстве она мечтала стать монахиней. Надо было так и сделать. Но уж очень она хотела ребенка и любила Бобо. А теперь у нее никогда не будет детей, она больше никого не сможет полюбить после того, как обошелся с нею муж. Она жила как в аду.

Облокотившись на подушки, Моррис думал, какая же редкая и прекрасная душа у его невестка, такая искренняя и ранимая. Паола не стала бы так плакать, даже если б он ей изменил. Паоле вообще на все было наплевать. Может, ей бы даже понравилось. Уже не сдерживаясь, Моррис протянул руку и погладил Антонеллу по голове.

– Никогда не говори – «никогда», – мягко сказал он. – Никогда – это очень долго, а ты такая замечательная женщина, Тония.

Она лишь сильней прижала ладони к глазам, всем телом содрогаясь от рыданий.

– И, пожалуйста, не уезжай, – тихо попросил Моррис. – Ты мне нужна. Кто же еще мне поможет управляться со всем этим хозяйством, если не ты? От Паолы толку чуть. Я ей целый день звонил, да так и не дозвонился. А у меня столько планов, как помочь несчастным бездомным, может, подумаем вместе? Мне бы хотелось открыть настоящий реабилитационный центр, а не делать из эмигрантов что-то вроде рабов на плантациях. – Он продолжал легонько поглаживать Антонеллу по волосам. Она перестала дрожать, но ладоней от лица не отнимала. – Сдается, я люблю тебя, Тония. Уже давно. Ты мне так напоминаешь Массимину.

Она опустила руки и пристально глянула на него покрасневшими глазами.

– Мори-ис, – шепнула Антонелла, смущенно качая головой. – Morees, sei cosi strano. Ты иногда бываешь такой странный…

Вот уже третья из сестер – последняя, оставшаяся в живых, – говорит ему эти слова. Моррис чуть не лишился сознания.

– Давай почитаем Священное писание, – поспешно пробормотал он.

К тому времени, как они приехали, Моррис уже проснулся и содрогался в приступах жестокой рвоты. Приснилось, что все – Паола, Кваме, Бобо, Форбс – схватили его и запихивают в рот падаль и всякие отбросы. Он кричал, отбивался, взывал к Мими и к Господу. Потом резко приподнялся на постели, и его вмиг вывернуло наизнанку. Казалось, из него извергаются могильные черви, желчь и нечистоты, даже кости. Моррис отчаянно звал священника. Вдруг вспыхнул свет, такой яркий, что он подумал: вот сейчас явится Мими. Или Христос. В голове все перемешалось, желудок полосовала резкая боль, он весь трясся и истекал холодным потом. А когда наконец поднял голову, то увидел нечто более ужасное, чем ночной кошмар: через палату шагал прямиком к нему подтянутый, как всегда, Фендштейг в сопровождении медсестры и карабинера. Они его таки достали.