Ричард Бах - За пределами разума: Открытие Сондерс-Виксен

– Что?!

Часы невозмутимо тикали, честно отмеряя время.

– Эфф-Зет-Зет?

Я был один в доме и не беспокоился, что кто-то услышит мои крики.

Никакого ответа.

– Гейнис?

Тик-так. Тик-так. Тик-так.

– Вы что, игры со мной играете?

Меня охватила тоскливая ярость.

– Что это за игра?.

Прошло еще несколько недель, и я понял очевидное: мне не удастся разрешить эту загадку, дергая ее, стуча по ней кулаками или умоляя ее сделать что-то такое, чего она все равно не сделает.

Передо мной возник вопрос: мог ли поиск работающей конструкции дверной защелки вывести меня за пределы моего разума?

Забавный тупик. Выберусь ли я из него?

Доведенный до крайности в тех редких случаях, когда у меня ничего не получается, я перетаскиваю свой спальный мешок в Каб, запускаю двигатель и лечу к горизонту, на закат, а на ночь сажусь на какой-нибудь луг. Я лежу в траве, смотрю в небо и слушаю голоса невидимых друзей.

Бывает так, что единственный путь к победе – сдаться. Капитулировав, я ложусь на землю, рядом с моим маленьким воздушным корабликом, и обращаюсь к звездам.

– Если мне суждено понять, что со мной происходит, – шепчу я Арктуру, – то покажи мне то, что я должен знать. Я не понимаю, что мне делать дальше. Это твое. Я сдаюсь, пусть будет что будет.

Под легчайшим дуновением ветра, словно вздыхая по невозвратимым тысячам лет, трава прошептала:

– Пусть будет, что будет.

Я лежу во мраке, подоткнув под себя со всех сторон тонкое одеяло, и дышу медленно и глубоко. Расслабься. Пусть будет, что будет. Это не твоя тайна. Тебе ничего не надо решать. Что есть то есть. Твое дело – быть спокойным. Твоя миссия – быть невозмутимым.

Глубоко вдыхаю.

Пауза.

Медленно выдыхаю.

Долгая спокойная пауза.

Вдыхаю холодный воздух.

Пауза.

Выдыхаю теплый воздух.

Моя единственная обязанность: быть.

Темный воздух окутывает меня, проникает в меня, ночь становится мной. Странное ощущение легкости, парения и в то же время бесконечной тяжести и слияния с землей.

Пока я наблюдал, бесстрастно отмечая детали, все вокруг меня пришло в движение: так скользит ночной пейзаж за окнами, когда неслышно тронется поезд.

Едва различимый шорох ускорения во мраке.

Не обращай внимания, Ричард, какая тебе разница. Пусть. Принимай.

И такой утешительной была эта мысль, что я даже не пошевелился, пока изменялись границы моего пространства.

Все было хорошо.

Я дышал спокойно, размеренно и беззаботно. Передо мной возникло мягкое сияние.

Когда стены легко и бесшумно остановились, был день.

Я по-прежнему лежал среди изумрудной травы под глубоким небом. Каб и ночь исчезли. Я находился рядом с какой-то тропинкой на небольшом холме.

Я повторял мысленно: «Спокойно, не спеши, дай себе время».

Аккуратно, бесшумно я приподнялся и сел, а затем встал на ноги. В эту минуту далеко позади меня послышался нарастающий гром, и я обернулся.

Крыша ангара выгибалась длинной, но неглубокой аркой в пятидесяти футах над землей. Под аркой широченной полосой блестели оконные стекла, сотни оконных стекол. Еще ниже, под окнами, – гигантские двери высотой футов тридцать. Глубокие низкие раскаты грома издавала одна из тех массивных дверей, откатываясь на роликах.

Я смотрел и не двигался.

Голоса – далекие, неразборчивые. Смех. Мужчины в белых комбинезонах.

Механики, подумал я; нет, скорее наземная инженерная группа.

Низкий грохот не прекращался, черный прямоугольник входа становился все шире. Наконец шум сразу стих, и дверь остановилась.

Где-то рядом запела птица – четыре резкие ноты, обращенные к солнцу.

Я эту песню никогда не слышал.

Затем из глубины ангара показался самолет – маленький открытый биплан. Он медленно выкатывался на дневной свет. Серебристые крылья, такой цвет бывает у металлической стружки из-под станка. Серый фюзеляж цвета пыли, и снова серебристые поверхности рулей.

Самолет тащили два механика, уцепившись каждый за конец своего крыла, а еще один сзади толкал тележку, в которую упирался хвостовой костыль.

Ветер доносил их разговоры, но на таком расстоянии звуки смешивались, и я не мог понять ни слова.

Я хорошо знаю и люблю аэропорты, для меня аэропорт всегда родной дом, в каком бы уголке планеты он ни находился. Не раздумывая, я направился по тропинке прямо к ангару.

Нет, это не Томас-Морс Скаут, подумал я. Может быть, Авро-504? Эту машину я лично никогда не видел, разве что на рисунке. Похоже, я нахожусь в Англии.

Самолет медленно катился по ровной горизонтальной поверхности травяного поля, образовавшего вокруг ангара правильный квадрат со стороной в одну милю. Никаких взлетных полос, никаких рулежных дорожек; это вообще не аэропорт, просто аэродром.

Тропинка повернула направо, затем снова налево. На минуту ангар скрылся из виду за посадкой, и я занервничал, словно, потеряв этот компас, я вынужден буду плутать в темноте.

Но вскоре лесопосадка закончилась, уступив место ровным рядам цветов. Примула. Возможно, здесь она называется первоцветом.

Теперь громадный ангар возвышался слева от меня. Прямо перед ним стояло здание из камня и дерева, а слева размещалась стоянка для машин. Здесь я снова остановился. На посыпанной гравием площадке стояло семь автомашин. Я не мог узнать ни одной из них. Почти все они были маленькие, кургузые, одни блестящие, другие тусклые.

Я никогда не увлекался автомобилями. Мне хотелось бы описать их получше, но я с трудом мог представить даже, из какой они эпохи. Где-то между 1910 и 1930 годами. Неуклюжий то ли мопед, то ли мотоцикл, выкрашенный зеленой масляной краской, торчал в стойке для велосипедов.

Тропинка обогнула автомобильную стоянку и превратилась в мощеную булыжником пешеходную дорожку, затем в короткий марш деревянных ступенек и, наконец, в закрытую галерею, ведущую к большому зданию прямо напротив ангара.

Над ступеньками перед галереей я увидел первый в этом месте текст; он был вырезан по дереву:

СОНДЕРС-ВИКСЕН ЭЙРКРАФТ КОМПАНИ, ЛТД.

Взявшись рукой за перила деревянного марша, я задумался.

Я знал, что мое тело осталось в траве под звездами, что оно спит и глубоко дышит. Я знал, что могу проснуться в любую минуту, когда пожелаю. Я знал, что все, что я вижу, есть мое воображение.

Но слова «это только воображение» я давно засунул в мусорное ведро. Убежденный, что все сущее в физическом мире – это воображение, замаскированное под осязаемые вещи, я не собирался пробуждаться из этого места или пренебрегать им.

Оно столь же реально и столь же нереально, как и мой собственный мир, размышлял я. Мне всего лишь нужно знать, где я нахожусь и что это место означает.