Феликс Кулаков - Как я охранял Третьяковку

Помимо обязательных заклинаний насчет усиления бдительности и неустанного крепежа ягодичных мышц, чэпэвские инструктажи искрились полезными знаниями и мудрыми наставлениями. Есть такое подозрение, ЧП мечтал оставить свой яркий след в Теории Безопасности, развить ее до состояния прикладной науки, вознести на невиданные доселе высоты мысли. Эта идея занимала все свободное пространство головного мозга Эдуарда Константиновича. Она билась там как вольная птица в клетке и требовала выхода наружу. К нашему общему несчастью иногда ей это удавалось.

Вот, к примеру, извольте видеть.

Стоим как-то поутру все в кружок, и как бараны тупо пялимся на неторопливо прохаживающегося в центре ЧП. Тяжелым, замогильным голосом он рассказывает нам очередную инструкцию:

– При общении с посетителями… сотрудникам Службы безопасности категорически… – тут он остановился, сделал паузу, и со значением ткнул пальцем в низкие дождевые облака. – Категорически запрещается подходить к посетителям ближе чем на расстояние длины ноги!

Мы, что называется, в ахуе… На какое-какое расстояние?! Даже для такого мастера парадоксов, как ЧП это была редкостная по красоте эскапада. Только ренегат Чубченко преданно и восхищенно кивал головой: «Ах, как же это я сам не догадался! Конечно же, именно на длину ноги!».

– Почему, Эдуард Константинович? Зачем? – спросил за всех сотрудник Цеков.

Упорный посмотрел на подчиненного с сожалением и презрением одновременно. Стиляга и тунеядец Цеков был у него не в чести.

– Повторяю… Для непонятливых! – сказал он строго. – На расстояние длины ноги. Почему? Я объясню почему.

И объяснил:

– Сейчас ведь все умные пошли… – с ироничной горечью сообщил нам ЧП.

– Ну, не все, Эдуард Константинович! Не преувеличивайте! – не вытерпел Пафнутий Короткевич.

Пафнутий ночи напролет не спал из-за своего новорожденного киндера, поэтому эти хоровые спевки на заре воспринимал особенно близко к сердцу. Лишний час сна был ему, простите за каламбур, совсем не лишним. Он как-то прямо заявил начальнику смены Шныреву: «Если я усну на посту, и мимо меня экстремисты пронесут бомбу, и всю эту вашу Третьяковку подзорвут к чертовой матери, то виноват в этом будет Эдуард Константинович!». Любезный Сергей Львович только виновато развел руками.

– Не-е-ет, Короткевич! Умные! – убежденно возразил ЧП. – Сначала спросят тебя… допустим, «как пройти в иконные залы?». А потом? Что потом, я вас спрашиваю?!

Сотрудники подавленно молчали. Шарада представлялась не из легких.

– А потом бьют ногой в пах! – завопил вдруг Упорный. – И добивают руками! Вот так: «Раз! Два!» – и он проиллюстрировал добивание.

Выглядело это действительно ужасно.

– Поэтому… – ЧП сноровисто поправил свою фантастическую прическу «а-ля Дональд Трамп», пришедшую в некоторый беспорядок. – Поэтому запрещается подходить к посетителям ближе чем на расстояние длины ноги!

Первые мгновения личный состав изумленно молчал, затем по рядам сотрудников прокатилось сдавленное хрюканье.

В дальнейшем в эту немыслимую директиву каждый посчитал своим долгом внести усовершенствования. Появились многочисленные «запрещается подходить ближе удара копья», «…ближе полета стрелы» и даже «…ближе выстрела из аркебузы». Стиляга и тунеядец Цеков при разговорах со случайными девушками, лживо смущаясь отмеривал портняжным метром длину их ног, и, отходя затем на положенное расстояние, пояснял: «У меня инструкция руководства, я человек служивый». Девки валялись по полу. Только на моей памяти он склеил таким циничным образом троих.

Упорный не собирался останавливаться на достигнутом. Он думал-думал… И придумал, наконец, еще одну инновацию. На этот раз дело касалось формы одежды личного состава. На очередном инструктаже ЧП торжественно объявил:

– Галстук у сотрудника Службы безопасности должен быть только на резинке. Подчеркиваю, товарищи, на резинке! Во избежание применения со стороны посетителей удушающих приемов.

Представив интеллигентную московскую бабушку, напрыгнувшую на Лелика Сальникова с намерением задушить нашего кабанчика его же собственным галстуком, я горько, навзрыд плакал.

Впрочем, кто как, а Кулагин, например, только обрадовался такому новшеству. У него другого галстука отродясь не было, только на резинке. Хорошо. С Кулагиным, положим, все понятно. Кулагин – малокультурный гопник с рабочей окраины. Для него вообще лучшим подарком было бы разрешение ходить на службу в трениках с оттянутыми коленками и в полученных по лендлизу китайских кедах «Два мяча». А вот куда теперь люберецкому денди Вовану Крыканову девать его шесть шелковых галстуков от ведущих мировых производителей? Псу под хвост?

Во время посещения Третьяковки Наиной Ельциной Упорный стоял на Главной лестнице и строго разговаривал с неработающейрадиостанцией «моторола»:

– Центральная! Алле! Алле? Фу-фу… Ответьте Эдуарду Константиновичу! Как слышите меня? Прием? Фу-Фу… Аллё?

ЧП зачем-то носил на поясе кобуру от пистолета Макарова, причем нарочно сдвигал ее на пузо – чтобы все видели, какая у него красивая кобура и какой он опасный тип. Вид при этом ЧП имел и впрямь чрезвычайно мужественный. Да, я забыл сказать, что пистолета внутри кобуры не было. То есть, какое-то время ЧП таскал там полудохлый «ижак», но потом власти ужесточили порядок ношения служебного оружия, и пришлось ему отказаться от этой сладкой ноши. Но не от кобуры. Вот скажите, человек с пустой кобурой – это как? Нормально?

Или, скажем, еще штришок. Начальник нашей смены Шнырев Сергей Львович бороды не брил. Так и ходил все время с бородой. Как-то раз ЧП присмотрелся к нему повнимательнее и вдруг удивленно спросил:

– Сереж, ты чего же это… Бороду отпустил, что ли?!

Сергей Львович вообще не отличавшийся излишне оптимистическим отношением к окружающей действительности сначала долго смотрел на ЧП, потом встал и молча вышел из дежурки.

Крушение Упорного было внезапным. Он потонул как пароход «Титаник», в одночасье.

Потолки в Третьяковке на втором этаже преимущественно стеклянные, причем двухслойные. Нижний слой – матовый, верхний – прозрачный. Промеж слоями высота примерно метра полтора. Там располагаются некоторые фрагменты системы жизнеобеспечения и мощные лампы-фонари, благодаря которым пространство между потолками собственно и получило свое оригинальное название – «подфонарное».

Все это «ж-ж-ж», разумеется, неспроста. В светлое время суток Галерея по проектному замыслу еще П. М. Третьякова должна освещаться естественным образом, а вечером электрическими лампочками. В реальности же и днем в «подфонарном» частенько горит свет. Пыль, гарь, и прочее говно, оседающее на стеклах, делают свое черное в прямом смысле этого слова дело. Да и Москва все-таки далеко не прекрасный город Сан-Франциско с его тремястами солнечными днями в году.