Феликс Кулаков - Как я охранял Третьяковку

Совсем оборзел… Сейчас не обед, не его подмена, не ураган, не теракт. Сейчас страда сенокосная и самое что ни на есть рабочее время. А он «бегает тут, меня ищет».

– Какая честь мне, марамошке хуеву! И на хрен я вам сдался? Саш, я сто тысяч раз говорил тебе, что не могу покрывать твои фортели вечно. Ты почему не в Инженерном?

– Погоди, Фил… – начал было он.

Но я его прервал:

– Тебе вот скучно стало, ты прогуляться вышел, а Евгений ведь мне будет предъявы выставлять! Шнырев уже и тот напрягается. Паства ропщет, говорят: «А чем это мы хуже вашего Леонова?». И в принципе, они совершенно правы. Короче, какого пса ты тут ошиваешься, Саша?

– Говорю же, тебя ищу.

– Ну так считай, что нашел. Не только меня, но и десять процентов еще. В чем дело, родной?

– Пойдем лучше присядем.

Я начинал уже потихоньку заводиться:

– Ага, еще и приляжем. Потом вернется Ходунков – устроим веселый шурум-бурум на троих, да?

Леоныч, напротив, был удивительно покладист:

– Ладно, как хочешь. Можно и стоя поговорить.

– А-а-а, поговорить, значит? Разговор недолгий получится: денег нет!

Он даже обиделся:

– Да причем здесь деньги!

– Тогда что здесь причем?

– Вот скажи, только честно. Тебе что, действительно так уж нравиться Третьяковке вуайеризмом заниматься?

– Чем-чем?

– Вуайеризмом. Подглядыванием то есть.

– И за этим ты меня искал? За кем это я подглядываю, по-твоему? За Сальниковым? Ну было… Так ведь случайно, сколько раз повторять! Хули он не запирается в параше, Сальников твой!

– Я не то имел в виду. Хотя это было незабываемо!

– Да уж… Как вспомню… Но мы отвлеклись, душа моя. Так в чем дело?

Леоныч почесал всей пятерней в затылке, и глядя куда-то в потолок сказал:

– Просто это… В «Куранте» тебе не надоело работать?

– «Надоело» – это не совсем то слово, – вздохнул я. – Заебало.

– Вот и меня тоже. Пора что-то менять в жизни, не находишь?

– Податься в «Белое братство»? Или к старцу Сиклентию, как Зеленкин? Леоныч, недаром я подозревал в тебе сектанта и извращенца. Мне еще тогда сразу не понравились крики эстонской девушки.

– Дурак ты! – возмутился Леоныч. – Это она от множественного оргазма! Ей было со мной очень хорошо.

– Ага-ага… Ну да… Как Ричарду Гиру с хомяком в жопе.

Леонов скривился – я ответил ему на случай с Сальниковым ассиметрично и напомнил сразу две истории. Одну он сам рассказывал, а в другой и мне довелось поучаствовать.

Сначала про Ричарда Гира.

Не знаю уж, правда, это или нет, но Леоныч уверял меня в следующем. Ричард этот, мать его, Гир был какое-то время женат на Синди Крофорд. И была у них одна во всех смыслах интересная придумка. Во время чих-пых для полноты ощущений и сочности картины Ричард Гир практиковал засовывать себе в… Как бы это поделикатнее… А, чего уж там, из песни слов не выкинуть! Он засовывал себе в жопу хомяка, завернутого в полиэтиленовый пакет. Что интересно, хомяка живого и каждый раз нового. На естественный вопрос «зачем?!» есть только один приемлемый ответ: ему так, наверное, больше нравилось фаршировать старуху Синди.

Лично я плохо его понимаю, и вообще нахожу такую привычку несколько эксцентричной. А кто-то, возможно, его и вовсе осудит. Однако, друзья мои, давайте отнесемся к этому факту спокойно и толерантно, как современные европейские люди. Давайте не будем лицемерно ужасаться: «Ах, хомяка! Ах, Ричард Гир! Ах, в жопу! Какой кошмар!».

Не будем отвлекаться. Вот значит, запихивает Ричард Гир хомяков в гудок, запихивает… И все шло хорошо и гладко. Пока однажды не попался ему хомяк с характером – настоящий такой Сухэ Батор, сын джунгарских степей. Свободолюбивый грызун не пожелал мириться со своей второстепенной ролью. Если вдуматься, это и в самом деле унизительно: сидеть у некто в жопе в тот самый момент, как этот некто яростно отжариваетт третье лицо.

И хомяк прогрыз пакет насквозь. Вы видели, какие у хомяков бывают зубы? Ну вот то-то… Когда Ричард Гир, неожиданно укушенный изнутри, заорал диким голосом, безмозглая фотомодель спросила его:

– Милый, тебе, правда, со мной ТАК хорошо?

Что ответил на это Ричард Гир неизвестно.

Во избежание судебных разбирательств и обвинений в клевете повторяю: это мне Леоныч рассказал. Все вопросы и предъявы – к нему.

Вторая история такая.

Торчу я как-то у Леоныча в Инженерном. Так, безо всякой служебной надобности, просто проведать его зашел. Сижу на обшитой медью стойке гардероба, чай пью, ногами болтаю. Вдруг открываются двери и заходят две девушки неуловимо иностранной наружности. И весьма недурной, смею вас заверить. Такой, знаете ли, нордический тип. Полубрунгильды. Смахивая с белокурых локонов снежные хлопья, они неуверенно оглядываются по сторонам и, наконец, спрашивают:

– Здраффстфуйтте! Этто ли есть Третьякоффская галлеррея?

Какая удача! Чтоб вот так – сами в руки… Тут каждая секунда дорога, ребята. И еще очень важно, чтобы тебе не мешали дилетанты. Операция должна быть проведена молниеносно и с ювелирной точностью. А дилетанты все только портят.

Ставлю чашку, нагибаюсь, быстро пристегиваю раскрывшего варежку Леоныча к стулу его же зиг-подтяжками, и изящно перепрыгиваю через стойку. Хоп! И я уже перед брунгильдами, на расстоянии штыкового удара. Атлет Леоныч, который всегда не прочь блеснуть натренированностью упругого тела, пытается с нарочитой легкостью сделать то же самое. Эдак с хорошей амплитудой, с упором на одну ручку… Понятное дело, со стулом за спиной особенно-то не попрыгаешь. С треском, грохотом, и неожиданно визгливым вскриком «мама!» он валится назад. Девки испуганно смотрят на меня. Я выхожу на первый план и делаю пояснение:

– Не обращайте внимания, прошу вас! Это мой друг. Он немного неловок.

Из-за стойки поднимается Леоныч и у него такой вид, что мертвый вздрогнет. Подтяжки отстрелились, пиджак перекосило, штаны сползли. И еще он пытается одновременно улыбаться девушкам и корчить злобные рожи мне. Девки начинают ржать. Этого-то мне как раз и нужно.

– Так это Третьякоффская гал-лер-рея? – спрашивают они сквозь спазмы.

– Натюрлих, майн либе фройлян! Именно то, что вы ищите! Желаете ознакомиться с экспозицией?

И делаю ножками несколько ловких па марлезонского балета.

Тетки покраснели и опять захихикали:

– О, да! Конешшно! Где можем мы купить билет-ты?

Я махнул рукой:

– Ах, что за пустяки! Уверяю вас, это совсем необязательно. Если позволите, милые фройлян, я готов с радостью сопровождать вас в Галерею. По ВИП-программе!

– О, да! Мы желаем! – тетки округлили глаза и одобрительно закивали головами.

Позади Леоныч все еще пытался отцепиться от стула и пока никак не мешал разговору. Это мне было, разумеется, только на руку – есть возможность проявить себя во всей красе и застолбить делянку. Кто поспел – тот и съел!