Казис Сая - Посейдон Пушнюс как таковой

Из соседнего окошка выглядывает математичка Анастазия:

– Ну и педагоги, нечего сказать! Да еще в присутствии учеников…

Директор дипломатично уводит разговор в сторону:

– И верно! А где же дети? Пора строить участников маскарада…

А чуть дальше Пушнюс случайно подслушал диалог колхозников:

– Эй, Ядвига! Подставляй подол. Слышь, из того мешка вот-вот конфеты посыплются.

– Да ну?! Ты, часом, не врешь?.. Мне сказали, пиво оттуда польется. У кого из певцов глотки пошире, тот только успевай подставлять… ха-ха-ха!..

Затем внимание Посейдона привлекло какое-то оживление в конце улицы. Под горку, словно на пожар, мчались люди. Один из них чуть не попал под грузовик, другой сбил зазевавшегося гражданина. Похоже, за поворотом произошло что-то из ряда вон выходящее.

Пушнюс тоже включил максимальную скорость, а на обгоне еще и сиреной взревел:

– Доро-о-о-гу!.. Мили-и-и-ция!.. Дружи-и-и-на!..

Па зеленой лужайке, завалившись на бок, словно корова, лежал скатившийся с откоса автобус. На его собранном в гармошку лбу было написано: «НАРОДНЫЙ ТЕАТР», а на боку (теперь, пожалуй, уместнее сказать – на крыше) плескался на ветру задорный плакат: «МНЕ БЫ ВЫПИТЬ ЛИШЬ УСПЕТЬ, А ТОГДА МОГУ И СПЕТЬ…»

Все ясно: артисты из соседнего района спешили на праздник песни. Причины и последствия аварии стали проясняться, лишь когда на месте происшествия появился товарищ Пушнюс. Шофер в своей застекленной кабине извивался, как уж в банке, покуда с горем пополам не открыл над головой заклинившиеся двери. Затем он, словно танкист, выбрался на борт машины.

– А все этот ваш чертов шар! – заявил он толпе и работникам милиции. – Замельтешил перед глазами, а тут, как назло, крутой поворот. Можете убедиться – ни грамма не принял, – дохнул он на автоинспектора. – Запах – так это от кваса. А он, черным по белому написано, безалкогольный напиток… Только шасть, зараза, перед глазами. Вот уж некстати подвернулся…

Пушнюс сразу смекнул, что к чему, – этот любитель кваса и впредь будет сваливать все на шар. А что же с остальными?

Из выбитых и открытых дверей с визгом, оханьем и смехом, словно из преисподней, вылезали черные черти в масках, растрепанные ведьмы, мужчины, переодетые в красавиц, женщины с привязанными бородами и даже пес, высунувший из-под страшных деревянных клыков всамделишный язык.

Тем временем Пушнюс активно сдерживал напиравших зевак, лично высаживал стекла автобуса и помогал вылупиться оттуда обессиленным «чертям» и пузатым до безобразия «капиталистам». В суматохе из одного такого «пуза» полетели перья – все обирали с себя пух, чихали, отфыркивались и вообще вели себя несерьезно. Кто-то заиграл на аккордеоне, и тут началась полнейшая неразбериха… Каша заварилась некстати, не к месту, и расхлебать ее можно было с огромным трудом.

Пора было строиться участникам карнавала и направляться к эстраде, а люди неудержимо стекались сюда, к перевернутому автобусу. Когда ряженые выбрались наружу и подвели итоги, оказалось, что на их счету нет ни одной поломанной руки, ноги или хотя бы ребра. Развеселившись, они принялись качать своего спасителя Пушнюса.

– Ура! Ура! Выше, еще выше! – кричали люди. – До шара давай, до самого шара!

«Ясно как день, – подумал Пушнюс, подбрасываемый, словно на ладони судьбы, – шар – это всего лишь повод, чтобы опрокинуть машину, а та авария – предлог, чтобы схватить меня… Придумали для отвода глаз, а теперь вот сводят счеты…»

Хорошо еще, что все это происходит на глазах старшины милиции Тетенаса, которого тоже явно тенденциозно подкидывают вверх. Качание – еще куда ни шло, тем более что «черти» быстро устали и отцепились от грузного Пушнюса. Но тут он попал в руки мужиков, раскрашенных и разнаряженных под девок, – они принялись щекотать, тискать Посейдона, затеяли вокруг него пляски. Понавешали на него лент, цветов да еще лягушку живую в карман сунули.

– Зови на помощь! – с трудом переводя дух, пропыхтел он старшине. – Видал, что творится! Маски слетают, лица обнажаются! Они нарочно все это… Чтобы праздник сорвать!..

Но догадки Пушнюса пока не подтверждались. Когда зрители подняли автобус и откатили его в безопасное место, гости-артисты увлекли за собой толпу туда, откуда должно было начать свой путь праздничное шествие.

Во время инцидента были все же задержаны водитель и один из артистов, потерявший чувство меры: в похожей на блин кепке, с ястребиным носом, прицепленным к очкам без стекол, и с лентой через плечо, а на ней надпись: «ВСЕМОГУЩИЙ БЛАТ». Из оттопыренных карманов пиджака торчали бутылки коньяка.

Ему удалось выбраться из автобуса, как он сам говорил, «по блату», одним из первых. Отозвав в сторонку старшину Тетенаса, артист многозначительно подмигнул и сказал:

– Послушайте, товарищ старшина. Твой начальник – мой товарищ по парте. Прокурор – земляк… Да и твое лицо мне знакомо… Отпусти подобру-поздорову шофера, не делай шуму. К тому же не забывайте, что наш водитель – двоюродный брат вашего секретаря. Шепни инспектору, покуда не успел составить протокол…

– У инспектора своя работа, а у меня своя, – отрезал Тетенас, даже не почувствовав, как «Всемогущий блат» сунул ему в карман хрустящую бумажку (точно такую же он немного погодя всучил и Пушнюсу).

Старшина так ничего и не заметил, зато люди увидели и принялись вслух обсуждать происшествие, не удержавшись от реплик, когда шофера все же увели:

– Десятку-то взял, а за человека не заступился…

Тетенас хвать за карман, а там обрывок розовых обоев… Тогда уж он хвать – и задержал шутника. Ведь не будешь же оправдываться перед людьми за его проделку. А чем ему крыть, если дойдут слухи до начальства?

Хотел было потащить артиста в отделение, а тот ни в какую – требует ордер на арест, отказывается предъявить документы. Все упоминает известные фамилии, а свою не называет.

Только с помощью дружинника Посейдона Пушнюса «Всемогущий блат» был доставлен в отделение по обвинению в компрометации работников милиции.

По случаю праздника песни помещение отделения милиции было реконструировано и модернизировано. Пахло культурой и политурой. Были снесены перегородки из сухой штукатурки и фанеры. В результате уголок нарушителей общественного порядка, тесная приемная и комната дежурного слились в одно довольно приличное помещение.

За голубым барьером в углу сидел дежурный работник милиции. На столе ни единой посторонней вещи – телефон, письменные принадлежности, шахматная доска и графин с водой. По эту сторону барьера вдоль стены расставлены в ряд стулья для посетителей. В ожидании приема люди могли созерцать остальные три стены. От их взгляда не укрылось бы, что каждую из этих стен отличают три элемента. Боковую, капитальную, – три окна, сквозь которые в глаза задержанных правонарушителей укоризненно заглядывает яркое солнце; в противоположной стене было трое обитых дерматином дверей, а под третьей стенкой жались друг к дружке три голубых кресла, в них и заключалось основное новшество: кресла представляли собой как бы трон для дебоширов. В них нарушителей запирали до половины дверками с полочкой наверху, на которую можно было положить натруженные в драке руки, или, по желанию, газету, а то и, облокотившись на нее, написать объяснительную записку… Было у полочки и другое назначение – не дать сидящему возможности встать, отвлекая свое и чужое внимание, а высокие перегородки между креслами-тронами должны были лишать посаженных возможности общаться друг с другом.