Амос Тутуола - Путешествие в Город Мертвых, или Пальмовый Пьянарь и его Упокойный Винарь

Когда старейшина спросил мое имя, я открыл ему, что я – Всенасветемогущий, и вот он попросил найти его дочь и сказал, что, если я ее разыщу, он объяснит мне, где обитает винарь. Едва он так сказал, я подпрыгнул от радости и согласился проявить всенасветемогущество.

Старейшина не знал, кто увел его дочь, но ему рассказали историю про базар: передали, что девушка бросила товары и ушла за джентльменом неизвестно куда.

Как Отец Богов Всенасветемогущий я принес моим амулетам в жертву козла, а на следующее утро принялся за поиски.

Я проснулся, выпил немного вина (40 бочонков) и отправился в город: для начала я решил побродить по базару – в этот день он торговал – и разузнать о покупателях, потому что девушку увели с базара. И вот, выпив немного вина – для подкрепления жизненных сил после ночи, – я пришел на базар, огляделся вокруг и сразу все обо всех проведал: ведь от волшебных амулетов ничего не утаишь.

В 9.00 по утреннему времени на базаре появился совершенный джентльмен, но я тут же понял, что никакой он не джентльмен, а Зловредный Зверь и Страшное Существо.

Но когда я увидел этого Зловредного Зверя, я понял, что девушка ни в чем не виновата: если б я был девушкой, я бы тоже за ним пошел – такой он был совершенный и собранный джентльмен; даже я ему позавидовал за его красоту, а выйди он в какое-нибудь поле сражения, враги не решились бы его убить; и если его увидишь в городе с бомбардировщика и город приказано разбомбить в развалины, то не станешь бомбить, потому что не захочешь, да и сами бомбы не пожелают взрываться, пока этот джентльмен не уйдет из города, – вот какой он был весь красивый и собранный. И едва я его заметил, как пошел за ним следом, – я целый день за ним ходил и все не мог находиться. Ну вот, а потом я отошел в сторонку и несколько минут попричитал и поплакал, почему я не такой же красивый, как он; но тут я вспомнил, что он просто Череп, и обрадовался, что я не такой, как он, и перестал завидовать; но все равно он мне нравился.

В четыре часа дня базар закрылся, и совершенный джентльмен отправился восвояси, а я – за ним: чтобы выследить и узнать.

Мы ушли с базара и побрели по дороге, но, когда мы одолели около двенадцати миль, обычная дорога обернулась тропинкой, а тропинка незаметно затерялась в лесу, и это был Дикий Бесконечный Лес. Я не хотел, чтобы джентльмен меня увидал, вынул один из своих волшебных амулетов, превратился в ящерку и сделался незаметным.

Я бежал за джентльменом, а он все шел да шел, и, когда мы одолели еще миль 25, джентльмен принялся раздавать свои части – он роздал все тело и обратился в Череп.

Череп поскакал и покатился по лесу и миль через пятьдесят прикатился к норе; но как только он изловчился и впрыгнул в нору, я юркнул за ним, потому что был ящеркой. В норе Череп сразу помчался к лягушке, и я увидел, что на ней сидит девушка с ракушкой, а рядом стоит другой Череп, но поменьше, чем джентльмен. Череп-джентльмен увидел, что девушка на месте, успокоился и упрыгал на задний двор.

Когда Череп-джентльмен все проверил и упрыгал, я обернулся человеком, подошел к девушке и стал с ней разговаривать, но она молчала и только знаками показывала, что ей очень плохо. (А меньшой Череп в это время спал.)

Я помог девушке подняться с лягушки и хотел ее увести, да не тут-то было: ракушка-каури сразу заверещала и разбудила меньшого Черепа со свистком. Он проснулся и засвистел остальным Черепам, и они повыскочили с заднего двора, бросились к девушке и заметили меня; но как только они заметили меня рядом с девушкой, один из них подкатился к особой яме, в которой доверху лежали ракушки, схватил одну и помчался ко мне, а Черепа всей толпой поскакали за ним. Они хотели привязать мне на шею ракушку, но я тут же обернулся воздухом и исчез. Черепа меня упустили, а я их нет, потому что, как воздух, был везде и все знал. Я сразу догадался, зачем им ракушки: для могущества и чтоб делать человека бессильным; а если ракушка начинала верещать, то человек и вовсе становился немым.

Через час все Черепа успокоились и ушли, но меньшой Череп остался на месте. Я осторожно и бесшумно обернулся человеком, подошел к девушке и помог ей встать; но едва она поднялась, ракушка снова заверещала, да так, что если стоять за четыре мили и нарочно не слушать, то все равно услышишь. Меньшой Череп ее сразу услышал – он повернулся, увидел, что я опять появился, и ну свистать изо всех своих сил, – тут уж и все Черепа услыхали.

Услыхали Черепа сторожевой свисток и разом повыскочили с заднего двора. Но прежде чем они докатились до девушки, я помог ей выбраться из норы наверх, и мы что есть духу помчались прочь, но убежать далеко все равно не смогли: одолели сто ярдов, а Черепа-то вот они: выпрыгнули в лес, осмотрелись – и в погоню; получилось, что мы еще бежим на виду, а Черепа уже несутся за нами вдогонку.

Они мчались по Дикому Бесконечному Лесу и грохотали, как тяжелые каменные глыбы. Мы пытались удрать, но Черепа нас окружили, и я понял, что они поймают нас в два счета или даже в один: раз – и готово. Тогда я пристально посмотрел на девушку, и она сейчас же превратилась в котенка, и котенок прыгнул мне прямо в карман, а я на бегу обернулся птичкой – вообще-то таких на свете не бывает, но вроде воробья, – и мы полетели.

Я обернулся птичкой и улетел от Черепов, но ракушка не унималась и продолжала верещать, – я заставлял ее умолкнуть, да ничего не добился. И вот мы летели, а ракушка верещала, но наконец из-за леса показался город, и тогда я снова обернулся человеком, а котенок выпрыгнул у меня из кармана и обратился в девушку с ракушкой на шее. Мы вошли в город и отправились к старейшине, но, когда он увидел свою пропавшую дочь, он ужасно обрадовался и сказал так: «Раньше я верил, а теперь знаю: ты Отец Богов Всенасветемогущий».

Ракушка и в городе не хотела молчать, – поэтому девушка не могла говорить; но знаками она все время и без устали показывала, что очень рада возвращению домой.

И вот домой-то девушка вернулась, но она не могла ни говорить, ни есть, а ракушка так пронзительно и противно верещала, что никто в целом городе не мог уснуть. И тогда я понял, что сделано еще не все и что самые главные подвиги – впереди.

Я взял самый острый в их городе нож и попробовал разрезать специальную веревку, на которой висела ракушка-каури, – я хотел, чтобы девушка опять заговорила, – но, как ни старался, ничего не добился; тогда я стал резать изо всех своих сил – и снова не разрезал; а ракушка все верещала.