Грэм Джойс - Зубная Фея

– Это старая композиция, ее делал еще Слепой Лемон Джефферсон… Классическая штучка Роберта Джонсона… А эту впервые исполнил Джош Уайт… Что?… Да нет же, вы, наверное, спутали его с Воющим Волком [22] Слепой Лемон Джефферсон (1893 – 1929), Роберт Джонсон (1911 – 1938), Джош Уайт (1914 – 1969), Воющий Волк (Howlin' Wolf, наст, имя Честер Артур Бернетт; 1910 – 1976) – знаменитые американские исполнители блюзов. …

Сэму и Терри не очень нравились обвинения в том, что они путают кого-то им абсолютно неизвестного с кем-то, чье имя они также слышали впервые в жизни («Какой еще, к черту, волк?» – про себя недоумевали они). Однако у них хватало ума не ввязываться в спор. Клайв в таких случаях не ошибался и был всегда готов экспромтом выдать целую лекцию, от прослушивания которой они предпочли бы воздержаться. Он начал выписывать музыкальные журналы «Melody Maker» и «New Musical Express» главным образом ради того, чтобы полемизировать с профессиональными обозревателями и критиками. Каждую неделю он отправлял в редакции этих журналов полные яда и сарказма послания, нисколько не смущаясь тем, что ни одно из его писем так и не было опубликовано. Он собрал внушительную коллекцию блюзовых дисков, а чтобы иметь средства для этого хобби, после школы подрабатывал на бензоколонке. Короче, Клайв влился в ряды меломанов и стал одним из тех ребят, которых редко увидишь без пластинки под мышкой.

Из компании Шизиков одна лишь Алиса была впечатлена энциклопедическими музыкальными познаниями Клайва. Он давал ей свои диски, а потом эти двое подолгу обсуждали услышанное, мурлыча мелодии и цитируя наиболее удачные куски текстов. Все это сильно раздражало Сэма и Терри.

– Такая музыка создает особое настроение, – снисходительно объяснял им Клайв. – Вот почему мы с Алисой ее любим. Это своего рода шиза Дикая шиза. Это настоящая редстонская музыка. Само по себе сочетание «мы с Алисой» уже говорило о многом.

Угреватость Клайва не прошла – перевод в школу Фомы Аквинского не произвел желаемого целебного действия. Прыщи, впрочем, пламенели уже не столь ярко, огрубляя черты лица, из-за чего он казался старше своих лет. Когда в тот раз на берегу Терри сказал ему: «Чувствуешь, Клайв, это твой блюз», а Клайв поднял голову и скорчил печальную понимающую гримасу, Сэм был внезапно поражен его старообразным обликом. Он перевел взгляд на Алису и Терри и также впервые отметил, насколько они повзрослели. Нет, они выглядели не старше, чем положено выглядеть тинейджерам в их возрасте. Однако Сэму вдруг представилось, что еще какое-то мгновение тому назад все они были ясноликими детьми, ни за что не несущими ответственность, а их жизнь состояла из наполненных событиями долгих летних месяцев и коротких скучно-холодных зим, но потом все разом переменилось, и отныне что бы они ни сказали и что бы ни сделали, это неизбежно шло им в зачет.

Нельзя сказать, чтобы такая перемена очень обрадовала Сэма.

– С этим все кончено, – объявила Алиса однажды во время поездки на автобусе из школы. – Мы разорвали отношения.

Клайв, сидевший позади Алисы и Сэма, навострил уши. Сэм смотрел на свою соседку и не видел Клайва, но почувствовал, как тот напрягся, весь внимание. Возможно, это напряжение передавалось по воздуху, который стал то ли теплее, то ли холоднее на градус-другой – во всяком случае, атмосфера в непосредственной близости от Клайва ощутимо изменилась.

Сэм был заинтересован не меньше его. Он хотел спросить, означает ли это, что и мать Алисы также «покончила» с парнем из Лондона, приезжавшим к ним на спортивном «ягуаре», но поставил вопрос иначе:

– Кто из вас пошел на разрыв, ты или он?

– По взаимному согласию, – сказала Алиса, глядя в окно. – Мы оба решили, что так будет лучше.

Но когда она повернулась к Сэму, по ее тоскливому взгляду он догадался, кто из двоих был выброшен на обочину. Он попытался придумать пару сочувственных фраз, но не смог, ибо в сердце его сочувствие было вытеснено невыразимой (радостью и облегчением. Дабы скрыть непроизвольную и неуместную улыбку, он начал старательно поправлять на носу очки.

– Давно надо было покончить. Он для тебя староват.

Алиса промолчала. Клайв, до сих пор не знавший, что Сэм встречался с любовником Алисы, подал голос с заднего сиденья:

– А ты его видел?

– Да.

– И что он из себя представляет?

– Представлял, ты хочешь сказать? Типа хорька. Подлипала.

Алиса сохраняла молчание.

– Не припомню, чтобы ты говорил мне об этом знакомстве, – сказал Клайв.

– А я и не говорил, – сказал Сэм.

Это была одна из его тайн. Он коллекционировал тайны, связанные с Алисой, как иные люди коллекционируют марки или этикетки от спичечных коробков. Он бережно хранил все эти интимные подробности и лишь порой, да и то крайне скупо, делился частичками секретной информации с Терри и Клайвом, чтобы продемонстрировать свою более тесную связь с Алисой. Он никогда не рассказывал им о встрече с ее парнем, а также о клочках письма и обертке презерватива, найденных в ее куртке и подтверждавших отнюдь не платонический характер этой связи. Не распространялся он и о странном любовном треугольнике, включавшем мать Алисы, – он и сейчас еще многое не мог понять в их запутанных отношениях.

– А твоя мама? – спросил он.

Клайв снова «сделал стойку». Влажная пленка заволокла глаза Алисы.

– С этим кончено, – повторила она выразительно, с убийственной расстановкой. – Все кончено.

Только теперь, когда великая новость была озвучена, Сэм увидел за собственной скрытностью иной, подспудный смысл. В действительности им управляло не столько желание оградить частную жизнь Алисы от постороннего любопытства, сколько расчет на получение преимущества над соперниками. Он не сомневался, что теперь Клайв при первой же возможности передаст Терри все, что он узнал во время этой автобусной поездки, после чего между ними тремя начнется уже открытое состязание, и главным призом в нем будет Алиса.

Сэм исподтишка бросил оценивающий взгляд на соседку, которая продолжала смотреть в окно автобуса. Алису нельзя было назвать ослепительной красавицей, однако все в ней было невыразимо притягательным. Ее темные волосы мягко струились вдоль шеи цвета слоновой кости и почти достигали двух полушарий под свитером, похожих на половинки разрезанного теннисного мяча. Его умиляло то, с какой изящной небрежностью был повязан ее школьный галстук, и сверх всякой меры возбуждала ее привычка поглаживать тонкими белыми пальцами свои колени, обтянутые черным нейлоном чулок. Он хотел ни больше ни меньше как жениться на Алисе и не видел в этом желании ничего смешного или нелепого.