Богомил Райнов - Только для мужчин

– Напоминает вам детство? – спрашиваю я его.

– Напоминает новогоднюю ночь в горах. В конце сорок второго стояли лютые морозы…

Тем временем Лиза зовет нас к столу. Она садится между отцом и Владо, а мне определено место между двумя стариками – чтобы они случайно не скрестили шпаги. В отличие от Несси, сидящего с расстегнутым воротом, Димов выглядит очень торжественно, хотя мне кажется, ему больше подошли бы панцирь и ржавый шлем, нежели этот синий костюм с галстуком. Старик поразительно стал похож на изможденного Дон Кихота с гравюры Доре.

Ужин протекает оживленно, вполне непринужденно, пока Илиеву не приходит на ум, что ради приличия полагается произнести тост. Должно быть, в нем пробудились воспоминания той поры, когда он был Директором и в этом качестве участвовал в разных застольях.

– Не худо бы тост услышать! – восклицает он.

– Можно и без тостов, – бормочет Несси, но так тихо, что слышу его один я.

Но тут вступает Лиза:

– Это вам, Тони, следует произнести тост – вы, журналисты, мастера по этой части.

– Совсем не мастера, – возражаю я, однако машинально встаю и так же машинально гляжу вокруг, при этом мой взгляд естественно цепляется за висящую напротив картину. Меня подмывает сказать: «Я предлагаю выпить за потерпевших кораблекрушение!», однако такой тост представляется мне слишком мрачным для новогоднего вечера, и я произношу нечто более неопределенное:

– Давайте выпьем за тех, кто в море!

– За тех, кто всегда в бою! – слышится умиротворенное рычание Несси.

– Кто сражается за справедливость! – уточняет Рыцарь, чтобы напомнить: сражаются ведь за разные вещи.

– На нашей стороне! – снова рычит Несси, убежденный, что справедливость – понятие неопределенное и смутное.

Словом, поправка следует за поправкой, но тост провозглашен, и мы пьем, после чего продолжаем пировать по-прежнему – без особого оживления, однако вино в конце концов делает свое дело, судя по тому, что расчувствовавшийся Рыцарь шепчет мне на ухо:

– Как подумаю, сколько годков я не садился за стол вот так, с людьми…

– Если есть охота посидеть с людьми, то ступай в ресторан, – советует Несси. – Там в одиночестве не останешься.

– Сколько годков… – бормочет Димов, не обращая внимания на своего вечного оппонента. – Начнешь считать – собьешься…

Ужин закончился. Пора включать телевизор – праздничная программа в полном разгаре, так что до ссоры едва ли дойдет. Старики погружаются в свои кресла, устремляют глаза на голубой экран, продолжая потягивать из бокалов.

– Эти уже порядком надоели людям, – тихо замечает Несси по адресу какого-то эстрадного ансамбля.

Раз уж и он такого мнения, хотя всего-то каких-нибудь три месяца смотрит телевизор… Но в том и состоит магическая сила маленького экрана: ворчишь – и все же смотришь и смотришь в это голубоватое оконце.

А на диване царит идиллическая атмосфера: отношения между Лизой и Владо, по-видимому, совершенно безоблачны, и мне здесь больше делать нечего. Итак, мир вам.

Новогодний фейерверк застает меня посреди пустынной морозной улицы – приятное завершение этого вечера. По крайней мере я застрахован от пьяных лобызаний расчувствовавшихся полузнакомых и вовсе незнакомых субъектов. На фоне сумрачного городского неба, висящего над домами, словно дым, распускаются в ярком сиянии огненные цветы. Созерцая эту феерию, я осторожно иду по скользкому тротуару – сейчас немудрено и ногу сломать – и думаю о том, сколько людей с надеждой и упованием встречают этот год, который, может быть, несет им смертельную болезнь – какой-нибудь грипп, какой-нибудь инфаркт…

Вопреки ожиданиям атмосфера в доме, где я застаю Бебу, не столько праздничная, сколько деловая. Собравшиеся в гостиной картежники разделились на три четверки, и, если не считать хозяйки, занятой только тем, чтобы подкладывать закуски и добавлять вина в бокалы, я – единственный бездельник в этом трудовом коллективе.

– Иди-ка сядь ко мне, а то мне что-то не везет, – подзывает меня Беба.

Я подчиняюсь, обуреваемый мрачными предчувствиями, что при таком соседстве ей еще больше не повезет, но, как всегда, предчувствия меня обманывают. Бебе идет бешеная карта, потом страсти немного утихают, затем – снова начинается бешеное везенье, и, когда наконец под утро, в шестом часу, мы вытряхиваемся на улицу с тупыми от бессонницы головами и резью в глазах от табачного дыма, моя дама, опьяненная выигрышем и вином, шепчет мне:

– Тонн, миленький, ты мой талисман!

– Не валяй дурака, – укрощаю я ее. – Тебе не идет. – И спрашиваю: – А теперь куда?

– Да хоть на край света! – изрекает Беба, беря меня под руку.

– Зачем так далеко? Не лучше ли махнуть к твоей тетушке?

– Идет. С тобой я готова куда угодно.

Эта тема, как и любая другая, хороша тем, что позволяет нам незаметно преодолеть километровое расстояние до уютного жилища Бебы, и мы небезуспешно ее разрабатываем.

И лишь потом, после того как мы улеглись в постель и после того как к утраченному времени прибавились минуты обычных упражнений, я, уже готовый погрузиться в мои лесные чащобы, спрашиваю сонным голосом:

– Но ты ведь не хотела уезжать?

– С тобой – куда угодно, – так же сонно отвечает Беба. – Ты не Жорж.

Я начинаю углубляться в лес – правда, все еще редкий, пронизанный бликами света, когда мой слух улавливает утихающий вдали голос:

– С тобой, Тонн, не рискнешь уехать… Ты не из тех, кто уезжает…

Просыпаюсь я перед обедом. Беба еще спит, и моя первая мысль – повернуться на другой бок и составить ей компанию, но потом что-то мне начинает нашептывать, что было бы не худо воротиться домой, поскольку день сегодня необычный, и, хотя предчувствия меня обычно обманывают, я с трудом поднимаюсь, привожу себя в порядок и иду домой.

Прихожу как раз вовремя – только что явились дети. Я было забыл о них, а вот они о нас не забыли. Ничего удивительного – их головы не перегружены именами близких людей.

Лиза тоже не забыла. Во всяком случае, то ли она, то ли Дед Мороз, но кто-то все же оставил под елочкой бурого медвежонка для Гошо и куклу для Румяны.

– А под елкой, кажись, что-то есть! – говорит вездесущий инженер Илиев, присоединяясь к нам.

Дитя технического прогресса, быстро склонившись, подхватывает кокетливо свернутый пакетик, на котором, естественно, значится: «Лизе» – и в котором, естественно, флакон духов – не французских, но все же импортных.

Затем наступает время праздничного обеда. Кроме пенсионеров, в нем принимают участие и дети, так что за столом царит поистине патриархальная, теплая атмосфера, и теплота эта как нельзя кстати, если принять во внимание, что нагревательные приборы, установленные руками инженера Илиева и Лизы, еле-еле справляются с ледяным дыханием большой гостиной.