Стивен Фрай - Лжец

– Будучи вашим старшим тютором, я обязан стоять на страже вашей нравственности, – наконец произнес Трефузис. – Попечитель же нравственности неизменно жаждет иметь безнравственного подопечного, и Господь посылает ему такового. Я заключу с вами сделку, вот как я поступлю. Я не стану до конца года тревожить ваш покой, но при одном условии. Я хочу, чтобы вы взялись за работу и произвели на свет нечто такое, что меня удивит. Вы говорите, что создать идею нельзя. Быть может, однако, ее можно открыть. Я питаю необъяснимый страх перед клише – вот! фраза «я питаю необъяснимый страх» как раз из тех отвратительных выражений, что сводят меня с ума, – и думаю, ваш долг перед самим собой, если уж пасть до оборота еще более тошнотворного, состоит в том, чтобы, энергично принявшись за дело, выковать в темной кузнице вашего превосходного мозга нечто совершенно новое. Сам я уже много лет как ничего оригинального не создавал, большинство моих коллег с самых пеленок ни разу не задумывались о том, чтобы совершить хотя бы краткую, не говорю уж отличающуюся новизной, прогулку по извивам своих умов. Но если вы представите мне работу, в которой будет присутствовать хотя бы семя новизны, призрак отблеска искры зачатка эмбриона намека на йоту тени частицы чего-нибудь любопытного, я сочту, что вы вознаградили меня за необходимость слушать, как вы отрыгиваете чужие идеи, а в придачу к этому вы и себе окажете неплохую услугу. Договорились?

– Я не вполне вас понял.

– Все очень просто! Любая тема, любой период. Вы можете принести мне трехтомное исследование или одну-единственную фразу, записанную на клочке бумаги. Питаю надежду еще увидеть вас до конца триместра. Это все.

Трефузис приладил на голову наушники и полез под софу за кассетой.

– Хорошо, – сказал Эйдриан. – Э-э…

Но Трефузис уже вернул носовой платок на лицо и погрузился в звуки Элвиса Костелло.

Эйдриан поставил пустой стакан и показал распростертой фигуре язык. Рука Трефузиса поднялась в американском приветственном жесте – палец, выставленный из стиснутого кулака.

Ну ладно, думал Эйдриан, шагая по Двору Боярышника к домику привратника. Оригинальная идея. Не так уж и сложно. В библиотеке этих идей наверняка хоть пруд пруди.

Войдя в домик, он заглянул в свой почтовый ящик. Самым большим предметом там оказался упаковочный пакет с приклеенной к нему надписанной от руки биркой: «Гренки – почтой». Эйдриан вскрыл его, и наружу выпали пакетик джема, два отсыревших гренка и записка. Он улыбнулся: лестный знак внимания от Ханта-Наперстка, память о днях, проведенных год назад в Чартхэм-Парке. Тогда он полагал, что жизнь в Кембридже будет совсем простой.

Записка была написана староанглийским готическим шрифтом, Хант-Наперсток потратил на нее не один, должно быть, час.

«И взял он хлеб и, возблагодарив, поджарил его и дал его мистеру Хили, сказав: приимите, ядите, сие есть тело мое. которое отдано вам: сие ядитe в мое воспоминание. И так же после вечери взял он пакетик Джема и, возблагодарив, отдал им, говоря: сие пожрите, ибо сие есть Джем Нового Завета, который размазывается для вас: сие творите, когда только будете есть его, в мое воспоминание. Аминь". [30] Парафраз новозаветного Первого послания к коринфянам (11: 24-25).

Эйдриан улыбнулся еще раз. Сколько сейчас Хаиту? Лет, наверное, двенадцать или тринадцать.

Имелось также письмо от дядя Дэвида.

«Надеюсь, жизнью ты доволен. Каковы в этом году успехи колледжа в смысле „Кубка“? Есть шансы пробиться в первую лигу? Прилагаю к письму кое-что. Я-то знаю, как могут расти счета из столовой…»

Счета из столовой? Старикан, похоже, впадает в маразм. Впрочем, нежданные три сотни фунтов вещь полезная.

«В следующий уик-энд я буду в Кембридже, остановлюсь в „Беседке“. Зайди ко мне в субботу вечером, в восемь. У меня есть для тебя одно предложение. С любовью, дядя Дэвид».

Кроме этого в почтовом ящике было полным-полно проспектов и листовок.

«На Лужайке стипендиатов Сент-Джонз-колледжа состоится чаепитие в знак протеста против американской поддержки режима в Сальвадоре».

«"Лицедеи" представляют „Ченчи“ Арто в новом переводе Бриджит Арден. Кровосмешение! Насилие! Драма нашего времени в театре „Тринити Лекче“».

«Сэр Ян Гилмор расскажет в кембриджской Группе реформаторов-тори о своей книге „Правые изнутри“. Крайст-колледж. Вход свободный».

«Доктор Андерсон прочитает в Обществе Геррика лекцию на тему „Этика панков как радикальная личина“. Вход для не членов 1, 50 фунта».

Благоразумно отправив эти и иные листки в мусорную корзину, Эйдриан остался при чеке дяди Дэвида, гренках и счетах из книжного магазина «Хефферз» и от «Баркликард» [31] Кредитные карточки, выпускаемые банком «Барклиз банк». , каковые он вскрыл по дороге к своему жилищу.

Он с изумлением обнаружил, что задолжал в «Хефферз» 112 фунтов и еще 206 в «Баркликард». За вычетом одного-двух романов, все книги, перечисленные в счете «Хефферз», были посвящены истории искусств. Одна лишь монография о Мазаччо, изданная «Темз и Хадсон», стоила 40 фунтов.

Эйдриан нахмурился. Названия книг казались ему знакомыми, однако он точно знал, что не покупал их.

Ускорив шаг, он перешел Мост Сонетов и, едва войдя в Президентский дворик, налетел на растрепанного старого дона в мантии. Старикан, в котором он узнал математика Эйдриана Уильямса, с криком «Упс!» повалился на землю, разбросав по траве бумаги и книги.

– Доктор Уильямс! – Эйдриан помог старику подняться. – Извините…

– О, привет, Эйдриан, – сказал Уильямс, беря его за руку и легко вскакивая на ноги. – Боюсь, мы оба не смотрели куда идем. Мы, Эйдрианы, печально известны своей рассеянностью, не так ли?

Оба заскакали по лужайке, подбирая бумаги.

– Знаете, – сказал Уильяме, – я вчера попробовал один из этих супов, что продаются в пакетиках. «Кнорр», так он зовется, К-Н-О-Р-Р, название, по правде сказать, очень странное, но, господи, до чего же он вкусный. Куриная лапшичка. Никогда не пробовали?

– Э-э, не думаю, – ответил Эйдриан, подбирая последнюю из книг и протягивая ее Уильямсу.

– Так попробуйте, обязательно попробуйте! Чудо что такое! Берете пакетик, не больший чем… погодите-ка, дайте подумать… чего же он не больше?

– Книжки в бумажной обложке? – переминаясь с ноги на ногу, подсказал Эйдриан.

Попавшись Уильямсу в лапы, вырваться было очень непросто.

– Ну, не совсем книжки, этот будет поквадратнее. Я бы сказал, не больше пластинки-сингла. Конечно, по площади он, вероятно, таков же, как книжка, но форма, понимаете ли, другая.

– Замечательно, – сказал Эйдриан. – Знаете, я должен…

– А внутри горстка самого невзрачного, какой только можно представить, порошка. Высушенные составляющие супчика. Кусочки курицы и маленькая такая, жесткая вермишелька. Весьма необычно.