Мария Чепурина - Гечевара

«Всё это малоперспективно», – отозвался вчера вождь Аркадий. «Верно, – отвечал Артём. – Конечно, могут вырезать. Да если и покажут – слишком это мало. Так что на ток-шоу я пойду только в начале. До тех пор, пока не попаду в «За стенкой»».

«Ого-го!» – подумал Лёша.

В самом деле, роль в реальном шоу представлялась как удобный и нетрудный путь в телеэфир. «За стенкой» наблюдали почти все. Ругаясь и плюясь, буквально упиваясь дебилизмом шоу, население ежедневно познавало жизнь группы лиц в закрытом доме. Лица чрезвычайно интересно спали, ели, умывались, рассуждали ни о чём и каждый день ругались по вопросу – кто здесь круче? Кажется, у них там были конкурсы: какие, впрочем, Лёша был не в курсе. Каждый, разумеется, старался получить поддержку телезрителей (стоимость сообщения 1$ без НДС). В субботу кто-то непременно выгонялся на голосовании, в воскресенье появлялся кто-то новый. Вся эта волынка продолжалась года три. В итоге кто-то там как будто бы когда-то должен был словить какой-то приз… Двуколкин, повторимся, был не так внимателен ко всем этим деталям. Вся суть в том, что, постаравшись, можно было просочиться в эту передачу, зацепиться, научиться отправлять нужду под глазом камер, а уж там… Уж там хоть весь запризывайся к революции.

Вчера Радистка изо всех сил пила пиво и лишь изредка вставляла фразы типа «Это прям как на Верконе», «Это прям как в тот раз, когда вассал сеньоры Дальфи…» или «Солнышко, подай мне закурить, несчастной старой женщине». Рассказывал Артём. Радистка уже знала его план, и на её лице светилась то ли гордость, то ли предвкушение. «Мы с Катюхой пойдём вместе, – сообщил писатель. – Ну, для вида врозь, конечно. Но когда пройдём она и я – устроим там любовь».

Идея была старой, но рабочей. Девочка и мальчик, волею судеб попавшие на шоу, неожиданно влюбляются и – о, волшебная история! Поцелуи перед оператором должны добавить им очков в глазах народа. А потом – гарантия от вылета, поклонники… нет, лучше уж фанаты: им-то легче всех внушить, что хочешь. Например, идею Революции. С экрана. Ровно в девять ежедневно и с повтором завтра днём.

Виктор, разумеется, скривился и сказал, что глупое кривляние в подобной передаче не достойно их великой цели. Но Аркадию идея явно нравилась: она как раз сходилась с его мыслью бунта изнутри, посредством буржуазных форм. Поскольку метод был многоходовым, долгим, Катя и Артём решили отправляться сей же ночью. Оказалось, что билеты на какой-то проходящий поезд до Москвы они уже купили (потому-то парень и стремился поскорей закончить всю работу над своим романом).

Прыщавый и стеснительный Серёжа сообщил, что он создаст нечто такое, что парализует, вероятно, всю систему Интернет, прервёт работу множества контор. Возможно, это вирус, выводящий на экран вместо Exel красное полотнище с призывами к восстанию или что-то в этом роде. Вождь просил поторопиться. Жека (кстати, ночевал он на полу у них в общаге и второй день не ходил на улицу) сказал, что будет заниматься чем-то вроде авангардного искусства и перфомансов, ломать стереотипы. Виктор отказался сообщить свой план. Он поделился лишь с Аркадием, и то довольно неохотно. Вероятно, большевик страдал в душе из-за того, что состоит не в Комсомоле, а в дурацкой группе, где всё время говорят о непонятном Обществе Спектакля, постмодерне, сексуальной революции и прочей чепухе, совсем не пролетарской. Ещё Виктор возмущался тем, что вместо Мао на стене теперь висит огромный постер группы «Корни».

Лёша тоже рассказал о своём плане. Он был не настолько грандиозен, как у пацанов из шестьсот четвёртой, но весьма смел и конкретен. План был связан с заведением, где работал Лёша. Жаль, что вновь пришлось наврать парням: Двуколкин сообщил, кое-что устроит в том кафе, где трудится. Конечно, это кафе не было вселенским средоточием буржуев… (То есть было, но пришлось об этом умолчать). Но всё-таки идею признали неплохой.

… Прошло пол-лекции, а он до сих пор не раскрыл конспект. Нет, даже не достал его из сумки. Тяжко вздохнув, Алёша решил всё-таки извлечь свою тетрадку на свет Божий. С ней бок о бок было Средство. Активист потрогал его, ощутил ласкающую гладкость. Очень захотелось ещё раз достать своё сокровище, погладить, посмотреть, попредвкушать, что будет послезавтра. Но, конечно, это было бы безрассудно и грозило окончательным провалом для всей группы. Мысль о том, что по дороге к общежитию Алёшу может просто так взять да и обыскать милиция – пугала, но не очень. Добавляла куража.

Даже со своей последней парты Лёша видел, что мелок в руке у препода дрожит, очки надеты криво (одно стекло – вверх, а другое – вниз), а график на доске волнистый и какой-то боязливый, неуверенный. Все эти наблюдения привели Двуколкина к печальным заключениям о несовершенстве мира и бессмысленности жизни вне восстания. К тому же, он так и не понял, о чём график…

…Перед тем, как провожать писателя с Радисткой, группа посмотрела фотоматериалы. Это были псевдоснимки, сделанные некими друзьями их вождя Аркадия для помещения в Интернете. На экране ноутбука Алексей увидел Революцию. Впервые.

Толпа в афганских шапках вокруг флага США, почти сгоревшего. Танк у парижской Триумфальной арки. Девушка – усталая, не очень-то красивая, но воодушевлённая, – а с ней, на заднем плане, мостовая в дырах, грязь, клочки плакатов и большое жерло пушки в городском пейзаже. Полицай, ногами избивающей студента. Вдруг прозревший клерк – костюм, рубашка, галстук – и Калашников в руках. Разбитая витрина. Перевёрнутый трамвай. Безмерная, сожравшая весь кадр толпа с плакатами в иероглифах. Влюблённые на фоне развалившегося здания. Стройный ряд английских полисменов – и идущие на них ребята в чёрных куртках, в касках, в наколенниках и шлемах для скейтборда. А потом горящий грузовик, рвущий кордон. Изодранный плакат с лицом какого-то буржуя. Миллион чилийских флагов, миллион чилийских женщин с чёрными глазами и улыбками. Печальный бывший президент. Колонна в чёрных масках посреди проспекта. Бородач в зелёной форме на балкончике. Костры и Тадж-Махал. Костры и Кремль. Костры и Бранденбургские ворота. Красный флаг над Пентагоном…

На одной из фоток помещён был сам Аркадий – чтобы люди позже узнавали. Он держал флаг, бывший некогда российским, но теперь лишённый голубой и белой полосы – красную ленту. Кое-что из «иллюстраций» было сделано намеренно нечётко, как бы набегу, непрофессионально, с телефона, кое-как – для реализма.

– Я хочу туда, – сказал вчера Алёша.

А Аркадий улыбнулся и ответил:

– Все там будем.

Это означало, что их дело – Революция – не так уж просто и красиво, как на первый взгляд.

Алёша посмотрел на однокурсников и понял: ведь никто из них не знает о Грядущем! А Двуколкину – подвластно то, что будет. В том числе с похмельным преподом. Он знает нечто более важное, чем график и его смысл!