Мария Чепурина - Гечевара

– Блин, надо, чтоб Снежана не увидела!

– Смотри, ещё, ещё!

Звезда. «Мак-Пинк – дерьмо!»

– Всё от руки! Когда успел?

– А эти гопы ничего не разглядели… Идиоты!

Алексей хотел сказать ещё раз, что всё это надо поскорее спрятать от Снежаны. Не успел. Злодейка подлетела к ним как коршун, сзади. Как смогла заметить? Ведь они всего-то обменялись парой фраз. Схватила «артефакт», взглянула, заорала, чтоб отдали остальные…

Через пять минут весь штат был на ушах. Нашли ещё десяток этого же рода «документов»: на пустых обёртках сэндвичей читали «Че вернётся», «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», «Сталин с нами!», «Кремль на мыло!» и так далее. Даже под искусственным загаром, пудрой «Люмене» и прочим было видно, как Снежана раскраснелась. К ней, конечно, пришла та же мысль, что ко всем: ворвавшись в кухню, словно Чёрный Плащ «на крыльях ночи», она жутко начала кричать на двух киргизок, бедных девочек, которые лепили эти сэндвичи и пеленали их в бумагу.

Экзекуцию видел весь штаб. Две бедняжки, наверно (а может, как будто?) не поняли, в чём их вина. Не успели. Из кипы обёрток, готовых к работе, Снежана достала, порывшись, ещё две крамольные. Девочки плакали. Ксюша, Ирина, Василий и все остальные всем сердцем жалели несчастных – помочь же ничем не могли.

– Так! Всем быстро работать! Батыр – на их место. А вы две – со мной.

Алексей вышел в зал, ненавидящий, злобный, взволнованный. Жирная тётка, похожая очень на свинку из «Ну, погоди!», пожирала свой сэндвич и тупо смотрела на телек, где дрыгали попами чёрные девки, поющие чушь по-английски. И тут Лёша понял: его миг настал. Снежана ушла в кабинет со своими киргизками: это надолго.

Алёша пошёл в раздевалку, взял диск, тихой, но на удивление спокойной походкой добрался до плеера, вынул оттуда орудие лжи, вставил «бомбу». Подумал, собрал все диски, что были вокруг, разломил о коленку и выкинул в бак.

Всё, готово.

Двуколкин вернулся к работе.

Шло пока начало диска, всякая попсовая фигня. Вместо «рыцарей» пришла ещё одна кампания подростков. Эти парни взяли всего два стакана пива, сели за большой стол, разложили карты и принялись играть в покер. Лица у ребят были довольные и важные. «Крутые игроки» все лезли вон из кожи, чтоб казаться свойскими, непринуждёнными парнями, клубом джентльменов-завсегдатаев в престижном заведении – клубе Лондона. Они орали «стрит-флеш, стрит-флеш!», громко матерились и балдели от подобной крутизны. Наверное, считали, что они такая золотая молодёжь… «Ничего, не долго вам так!» – зло подумал Лёша и пошёл мыть пол.

Когда раздался первый душераздирающий и мерзкостеклопенопластцарапающий аккорд ёжиковской песни, он сначала сделал вид, что страшно занят влажной чисткой помещения. Потом, когда унылый жирный воздух разорвал истошный вопль вокалиста, густо сдобренный шумами электронных агрегатов, барахлящих на предельной громкости, Алёша нацепил ужасно удивлённое лицо и глянул на экран.

Там, на экране, прыгали с гитарами худющие субъекты. Их поджарым формам позавидовала бы каждая вторая топ-модель, а волосы годились для рекламы парикмахерской услуги по наращиванию. Звуки, исторгаемые субъектами, ломали все стереотипы гнусного мещанства. Ну, буквально все!

Взволнованный Двуколкин тайно наблюдал, что происходит, и старался уловить реакцию. Реакция ловиться не хотела. Только парни с покером как будто нервно засмеялись, услыхав слово «пердит». Два человека завертели головами. Но и только.

Из подсобки вышла менеджер Снежана. «Ёжики» пропели прямо перед ней:

Секунд пять, завороженная этим жутким зрелищем, Снежана не могла оторвать глаз от экрана. Ёжики метались, бесновались и бросали в неё свою мегакультовую музыку и антиконформистские текста.

Потом Снежана, наконец, врубилась. Резко повернула и помчалась к плееру – скорее отключить. Ей в спину ёжики успели проорать:

В тот последний момент, когда «ежи» ещё пели, взгляд Лёши упал на противную жирную тётку. «Свинья» из мультфильма жрала толстый сэндвич и тупо смотрела на телек.

Прошло полчаса. Двух киргизок уволили. Всё остальное же было по-прежнему. Разве что клипов попсовых уже не играло. Снежана, увидев, что диски погибли, включила режим телевизора. Странно: она почему-то не стала ругаться, искать, кто устроил диверсию. Видно, устала.

Алёша волок здоровенный мешок, только что извлечённый из мусорной тумбы и полный. По телеку шёл «Магазин на диване». Народу сулили фигуры моделей: это шла реклама массажёра. Он имел пять сменных лент, десять режимов, суперэффективность против целлюлита и почти что маленькую цену. На экране было две массивных дамских попы, угрожающе трясущихся под действием крутейших лент, предложенных бесплатно. «Снова попы!» – удручённо сказал Лёша сам себе.

«Свинья» всё ела, ела свои бутерброды, не переставая тупо смотреть в плоский телевизор.

А в углу сидели две особы – их Алёша как-то будто где-то видел. Первая блондинка, слегка полная. Вторая стриженая в ёжик, очень смуглая. Девчонки целовались.

В общем-то, Двуколкин был почти уверен, что загадочный «герой» с его работы – член их группы. Тот, о ком Аркадий почему-то не желал сказать. Но почему? Алёше ведь всего-то надо было, что понять, а там – согласовать работу, может быть, устроить что-то более масштабное напару. Накануне он пытался расспросить соседа об их засекреченном товарище. Аркадий лишь насупился и быстро перевёл беседу на другой вопрос. Алёша был уверен: знай тот ситуацию, конечно, счёл бы верным рассказать Двуколкину всю правду. Но что делать? Ведь не спросишь: «Слышь, Аркадий, а тот тайный член – не из нашего «Мак-Пинка» ли?». Если что-то и пугало Алексея в этой жизни, то риск быть разоблачённым. Раньше он мог быть повинен только в унизительном занятии, позорящем святое имя революционера и полезном для капитализма. Теперь – нет. Теперь от должности стюарта было два шага до подозрения в свершённом там предательстве – и не без основания…

С этой мыслью Лёша шёл домой, читай: в общагу. Пары он задвинул. Настроение было так себе. Сегодня он устроил, наконец, диверсию, которую готовил долго и старательно. И что? Опять же ничего. Пришли на ум слова поэта: