Мария Чепурина - Гечевара

Они шли по главной лестнице, готовясь вот-вот пройти пост охраны и попасть в фойе, когда раздался этот страшный грохот.

Все сначала онемели. А потом – включая всю охрану, гардеробщиц, собеседников Двуколкина, рванулись к двери, наступая на осколки бывших окон, выбитых волной.

Вся улица сияла. Асфальт, густо усыпанный стеклом, в котором отражались огни фар, светофоров, фонарей и пламя, охватившее часть молла, был похож на новогодний снег. Примерно половина, уцелевшая от торгового центра, так и не открытого, напомнила Алёше детскую игрушку, домик из картона, на который папа наступил ногой. Машины, у которых от толчка как по заказу заработала сирена, всё гудели и гудели. Пахло гарью. В небо поднимался дым. Но больше всего Лёшу впечатлило то, что по всему району в воздухе носились, то взвиваясь, то планируя, ужасно дорогие одёжки.

Они цеплялись за электропровода, висели не деревьях, попадали под машины, а порой и на машины. Оставалось только представлять, что чувствовал водитель, едущий по городу, когда на лобовом стекле внезапно возникала кофточка от «Прада», залепляя весь обзор. Какая-то фигулька от кутюр даже сумела закрутиться вокруг шеи статуи советского вождя, стоявшего поодаль, а через минуту вождь весь с ног до головы был в дамских лифчиках. На флаге, украшавшем институт, повисла босоножка.

С неба падали не только эти вещи. Тут и там валялись стразы, рваные цепочки и обломки бижутерии, почти все оплавленные. Прямо под ноги Алёше грохнулась пылающая шляпа. Она тут же догорела. На башку посыпались какие-то противные и мелкие штуковины, похожие на части тела насекомых. Алексей стряхнул их и не сразу догадался, что то были накладные ресницы – причём разных видов и фасонов. То, что он принял за пятна крови на асфальте, оказалось то ли лаком для ногтей, то ли помадой с суперсексуальным блеском для объёмных, страстных губ.

– Блин, обалдеть… – протянул кто-то.

Алексей прошёл по стёклам, захрустевшим под ногами – это вновь напомнило ему новогоднюю легенду, и приблизился ко взорванному зданию. Было видно перекрытия между этажами и ячейки магазинов, разноцветные, порой почти готовые, порой с не начатым ремонтом. Там и сям свисали модные товары. В одном месте, где перегородки не сумели устоять, предметы из одной ячейки попадали во вторую, в третью, и бельё смешалось с шубами, помада с сапогами, Пуччи с Гуччи, завернувшись в модные портьеры, пропитавшись маслом для массажа, слившись с кучей переломанных сидений из закусочной.

Двуколкин был испуган, восхищён, воодушевлён – всё вместе.

Когда большинство сигнализаций на машинах замолчало, до Алёши дошло, что он мог пострадать, окажись ближе. Выйди из дверей родного ВУЗа раньше на минуту или две. Возможно, и погибнуть. Вот тогда Алёшу затрясло.

Повернувшись, он пошёл, вернее, побежал к своей общаге. Пробежал, наверно, метров тридцать. Обнаружил прямо под ногами классные штаны – как раз на свой размер. Присе. Учуял сладкий запах: ага, кажется, тут где-то совсем рядом грохнулись французские духи. Да ладно, запах разойдётся, можно отстирать, в конце концов. Двуколкин поднял брюки. На одной штанине был прицеплен здоровенный кус пластмассы – антиворовская штука. Алексей подёргал за неё, потом сильнее, поднажал и, наконец, сумел сорвать. Из штуки по штанам мгновенно растеклись чернила.

Лёша чертыхнулся, выбросил «обновку» и пошёл, теперь уже стараясь не бежать.

Пятьсот тринадцатую комнату Алеша обнаружил тёмной и пустой. Обычно в это время Виктор и Аркадий были дома. Алексей, и так под впечатлением от теракта (или что там это было) начал волноваться ещё больше. Постучал в шестьсот четвёртую – и там никого нет.

Попробовал поужинать – но в горло ничего не лезло. Почему-то мысль о том, что между взрывом молла и отсутствием друзей есть связь, никак не шла из головы. И было страшно.

Не находя себе места от волнения, Двуколкин, наконец, решил отвлечься чтением. У него лежала куча книжек, взятых из библиотеки Лизиного папы. «Вот и хорошо, – пытался Лёша успокоить сам себя. – Заняться нечем, так как раз и почитаю. А с парнями всё нормально. По-любому, всё нормально!».

Книжки были все как на подбор во вкусе Алексея: «наша контркультура», «поколение next», «правда жизни» и так далее. Он взял первую, не глядя.

После беглого просмотра и пяти-десяти минут прочтения стало ясно, что Алешу от волнения это не спасёт и мыслью не одарит. В книге говорилось о метаниях молодой России в виде девушки, являвшей собой яркий образец народной молодёжи. По сюжету девушка пила, тусила, целовалась, вновь пила, тусила, целовалась, целовалась, целовалась, причём каждый раз с разным. Читателю, конечно, предлагалось насладиться этой откровенностью и вникнуть в сложную духовность молодёжи… В общем, у Алёши эта книга не пошла.

Он взял другую. Но и там был не фонтан. Писатель предлагал проникнуться сочувствием к несчастным некропедозоофилам. На страницах книги они жили и страдали, без конца решая сексуальные проблемы через разговоры в чате, переписку sms и чушь в Живом Журнале. Эти виды сообщения вместе с основной идеей «жизнь дерьмо, и все мы загниваем», без сомнения, делала творение очень актуальным. Но Двуколкину казалось, что всё это где-то уже было. Алексей отбросил книгу через две минуты.

Третья книга вообще была не в тему. Это оказался глупый боевик про звёздных роботов, где Лёша вообще не смог найти ни капли актуальной проблематики. Однако книга подавалась под обложкой «неформат», а аннотация сулила нечто сумасшедшее и дьявольски протестное. «Вот блин! – подумал Лёша. – Даже здесь обман!».

Четвёртый том привлёк его внимание сильнее. Может быть, минут на двадцать. Спустя это время Алексей насильно оторвал себя от чтения, ощутив, что с удовольствием глотает описания «сладкой жизни». На обложке было сказано, что в книге сатирически-правдиво подаётся быт богатенькой тусовки и гламурных див. Действительно, их жизнь была показана в подробностях. Но Лёше почему-то это описание до чёртиков понравилось. Поймав себя на том, что уже хочет в Голливуд, Двуколкин отложил сомнительный шедевр, чтобыслучайно не обуржуазиться. Почему, ну почему попытки приобщиться к Правде, к революционно мысли вечно завершались для Алёши окунанием в капиталистическую прорубь?!

Алексей со вздохом взял очередной том, уже мало веря в то, что там есть что-то путное. Прочёл главу. И вдруг дошло – «Моё!». Двуколкин ощутил, что автор честен. В книге были тонкая ирония, приятный гладкий слог, разумный оптимизм и искренняя ненависть к режиму. У Алёши прямо отлегло от сердца: «Всё же контркультура не мертва!». Он глянул на обложку. Книга была детищем так часто поминаемого Омлетова. Как раз та самая, которую Алёша получил от Лизы на свидании в «Мак-Пинке». «Так-то! – сказал Лёша сам себе. – Моя девчонка всё же понимает, что к чему в литературе!».