Брет Эллис - Американский психопат

— Пожалуйста, не приглашай больше своих «богемных» друзей, — устало говорит Прайс. — Мне надоело, что за ужином я — единственный, кто не разговаривает с инопланетянами.

— Я пригласила их в первый раз , — говорит Эвелин, поглощенная своей безмятежной красотой. Она сосредоточенно рассматривает свои губы.

— А тогда, в «Одеоне»? — бормочет Прайс.

Интересно, а почему меня тогда не пригласили в «Одеон» на ужин с художниками? Неужели Эвелин сама оплатила счет? Наверное. Внезапно я представляю себе, как Эвелин улыбается, сидя за столом, где собрались одни друзья Сташа: все они сооружают у себя на тарелках маленькие домики из ломтиков жареного картофеля; делают вид, что копченый лосось — живой; двигают по столу куски рыбы; рыба беседует с каждым о «художественной жизни» и новых галереях; может быть, они даже пытаются загнать рыбу в домики, сложенные из кусочков жареного картофеля…

— Не знаю, в курсе ли ты, но я тоже с инопланетянами не общалась, — говорит Эвелин.

— Ага, но ты встречаешься с Бэйтменом, что равносильно общению с инопланетянами, — гогочет Прайс. Я швыряю в него подушкой. Он ловит ее на лету и кидает обратно в меня.

— Оставь Патрика в покое. Он — милый соседский мальчик, — говорит Эвелин, намазывая лицо кремом. — Ты ведь не инопланетянин, правда, милый?

— Должен ли я удостоить этот вопрос ответом? — вздыхаю я.

— Милый, — глядя на мое отражение, она надувает губки. — Я знаю, что ты не пришелец.

— Какая радость, — бормочу я себе под нос.

— Сташ в тот вечер был в «Одеоне», — продолжает Прайс и испытующе смотрит на меня. — В «Одеоне». Ты слушаешь, Бэйтмен?

— Нет, его не было , — говорит Эвелин.

— Нет, он был , только тогда его звали не Сташ. Его звали Подковка , или Магнит , или Лего или еще как-то, столь же солидно, — усмехается Тим. — Не помню.

— Тимоти, о чем ты? — устало спрашивает Эвелин. — Я тебя даже не слушаю. — Она протирает ваткой лоб.

— Нет, мы же были тогда в «Одеоне», — с некоторым усилием Прайс принимает сидячее положение. — Не спрашивай, почему, но я отчетливо помню, как он заказал тунца каппуччино .

— Карпаччо , — поправляет Эвелин.

— Нет, Эвелин, любовь моя. Я отчетливо помню, как он заказал тунца каппуччино , — говорит Прайс, разглядывая потолок.

— Он заказывал карпаччо , — не сдается она, протирая ваткой веки.

— Каппуччино , — настаивает Прайс. — Пока ты его не поправила.

— Сегодня ты его даже не узнал, — говорит она.

— Да, но я его помню , — Прайс оборачивается ко мне. — Эвелин назвала его «добродушным культуристом». Так она мне его и представила. Клянусь.

— Заткнись, — с раздражением говорит Эвелин, но все же кокетливо улыбается, глядя на Тимоти в зеркало.

— Что-то я сомневаюсь, что Сташ появляется в светской хронике в журнале W , а я-то всегда думал, что ты этим руководствуешься, выбирая друзей, — говорит Прайс, бросив на нее ответный похотливо-волчий взгляд, . Я сосредоточен на своем «Абсолюте» с клюквенным соком, который похож на жидкую, водянистую кровь со льдом и лимоном.

— А что там у Кортни с Луисом? — говорю я, в надежде прервать их обмен взглядами.

— Господи, — стонет Эвелин, вновь повернувшись к зеркалу. — Самое ужасное — даже не то, что Кортни больше не нравится Луис. Самое ужасное…

— Ей закрыли кредит в Bergdorf's? — предполагает Прайс. Я смеюсь. Мы бьем друг друга по рукам.

— Нет, — продолжает Эвелин, тоже развеселившись. — Самое страшное то, что на самом деле она влюбилась в какого-то торговца недвижимостью. Чурбан из деревни.

— У каждого свои трудности, — глубокомысленно замечает Прайс, рассматривая свои ногти. — Но, господи, эта… как ее там… Вэнден ?

— Только не начинай , — морщится Эвелин и принимается расчесывать волосы.

— Вэнден — нечто среднее между… The Limited и… ношеным Benetton, — говорит Прайс, закрыв глаза и сжав руки.

— Нет, — улыбаюсь я, пытаясь поучаствовать в разговоре. — Ношеным Fiorucci.

— Да, — говорит Тим, — наверное. — Он открывает глаза и снова таращится на Эвелин.

— Тимоти, отстань, — говорит Эвелин. — Что ты хочешь , она из Кэмдена .

— Господи, — стонет Тимоти. — Меня тошнит от проблем девочек из Кэмдена . Мой любимый, я его так люблю, а он любит другую, я так тоскую , а он меня не замечает, бла-бла-бла, ля-ля-ля. Господи, как это скучно . Студенты. И они этим живут. Печально это, да, Бэйтмен?

— Да, — говорю я. — Печально.

— Видишь, Бэйтмен со мной согласен, — самодовольно ухмыляется Прайс.

— Он не согласен. — Бумажной салфеткой Kleenex Эвелин вытирает то, что она только что намазала. — Тимоти, Патрик не циник. Он соседский мальчик, правда, милый?

— Неправда, — шепчу я себе под нос, — я злоебучий психопат.

— Но даже если и так, то что? — вздыхает Эвелин. — Она не самая умная девушка в мире.

— Ха, не самая умная! Тоже мне, открытие века! — кричит Прайс. -Сташ тоже не самый смышленый парень. Отличная пара. Они где познакомились, на «Любви с первого взгляда» ?

— Оставь их в покое , — говорит Эвелин. — У Сташа есть талант , и я уверена, что мы недооцениваем Вэнден.

— Эта девушка… — Прайс поворачивается ко мне. — Слушай, Бэйтмен, эта девушка… мне Эвелин рассказывала… она взяла в прокате «High Noon», потому что думала, что это фильм про людей, — он глотает слюну, — которые выращивают марихуану.

— Я тут подумал, — говорю я. — Мы ведь так и не выяснили, чем занимается Сташ… как я понимаю, у него есть фамилия, но не говори мне, Эвелин, я не хочу ее знать… так вот, мы так и не выяснили, чем он зарабатывает на жизнь?

— Во-первых, он — человек хороший и очень порядочный, — бросается Эвелин на его защиту.

— И он попросил шербет с шоколадными чипсами , — насмешливо подвывает Прайс. — О чем тут вообще говорить?!

Не обращая внимания на его слова, Эвелин снимает сережки Tina Chow.

— Он — скульптор, — говорит она сухо.

— Чушь собачья, — отвечает Тимоти. — Я помню наш разговор в «Одеоне». — Он опять поворачивается ко мне. — Как раз тогда , когда он заказал тунца каппуччино , и я уверен, что если бы его не поправили, он заказал бы еще и лосося au lait , — так вот, он сказал мне тогда, что устраивает вечеринки, стало быть, он… не знаю, поправь меня, Эвелин, если я ошибаюсь… обслуга . Он — обслуга ! — Прайс буквально кричит. — А не ебаный скульптор!

— Да успокойся ты наконец, — говорит Эвелин, снова намазывая лицо кремом.

— Все равно, что сказать, что ты — поэтесса . — Тимоти пьян, и я уже жду-не дождусь, когда он освободит помещение.

— Знаешь, — начинает Эвелин, — я, вообще-то, когда-то…