Владимир Козлов - Плацкарт

Мы чокнулись бутылками. Я сказал:

– Ну, за твою выставку.

Кирилл кивнул, мы сделали по большому глотку.

– Скажи, а тебе самому сегодня хоть немного было по кайфу? Ну, открытие выставки…

– Было. – Кирилл широко улыбнулся. – Если бы не было, я б за это не брался.

Мы остановились у витрины кафе. За стеклом два кавказца ели шаурму. У метро толпились тусовщики из магазина «Зиг-Заг» и несколько пьяниц.

– Ты сейчас работаешь где-нибудь? – спросил я.

– Нет. Не хочу я работать на эту систему. Пусть она существует сама по себе, а я – сам по себе.

– А Лена как реагирует?

– По-разному. Иногда возбухает. А в принципе, что она может сделать? Знала ведь, на что шла. Когда женились, ей уже двадцать восемь лет было, мне – двадцать шесть. Кроме того, картины иногда продаются. То есть, я не могу сказать, что я вроде альфонса какого-то, нет. Просто я занимаюсь своим делом, а мое дело – рисовать.

Кирилл допил пиво, нагнулся, поставил бутылку на тротуар.

– Ну, что – еще по одной?

– Можно.

Светилась зеленым цветом башенка над рестораном «Прага». На Новом Арбате остановились на светофоре машины.

– Теперь моя очередь, я покупаю, – сказал Кирилл и положил пустую бутылку в набитую доверху урну.

– Хорошо. Я не против.

– Знаешь, я как-то неуютно себя чувствую в этой системе. Мне больше нравится, как было раньше, когда не было ни мобильников, ни дорогих тачек, ни этих модных детей – тусовочной молодежи. Какой-то отсталый я человек получаюсь – притормозивший в развитии.

– Я тоже, наверно. Меня все подъебывали насчет мобильника – типа, морально устарел… – Я вытащил из кармана свой старый «Алкатель» с полустершимися цифрами на клавишах, повертел им перед собой. – А мне это по хуй. Работает – и ладно. И пока не сломается, не буду менять.

Я и Кирилл стояли, обнявшись, на эскалаторе, держали в руках по бутылке «Балтики-тройки».

– Ты только не думай, что меня вся эта реальность так заебала, что я готов на что угодно, лишь бы ее больше не было, – сказал Кирилл. – Ты думаешь – я могу с девятого этажа или как-нибудь по-другому? А вот хуй. Ни за что. Потому что я убежден: продолжать жить в этом говне – несравнимо круче!

– Конечно, круче. А те, кто так не считает, пусть идут на хуй!

– …И мы будем жить в этом говне и получать от этого кайф. Не потому, что мы какие-нибудь копрофаги, а… А просто – получать кайф, и все. Все ведь кругом говно, правда? Ведь что вокруг нас происходит? Полное бесправие отдельного человека и уебищность власти.

– Вот это ты точно сказал, молодец. А мне, ты знаешь, насрать на правительство, мне насрать на то, кто там сейчас наверху, я ни от кого не завишу и не буду зависеть, пошли вы все на хуй!

– Точно. Правительство – на хуй! Путина – на хуй! Депутатов всех – на хуй!

Кирилл обнял меня, его бутылка наклонилась, пиво пролилось мне на куртку.

Подошел поезд. Замелькали, замедляя движение, вагоны.

– Ты точно не хочешь, чтобы я проводил тебе на вокзал? – спросил я.

– Не хочу. Ненавижу, когда провожают.

– Тогда поезжай. Вот твой поезд. А то опоздаешь.

Мы обнялись. Кирилл, споткнувшись, вошел в вагон. Двери сомкнулись, поезд тронулся.

Я присел на деревянную лавку. Тетка в оранжевом жилете и зеленых штанах вела по платформе моечную машину. За ней оставался темный влажный след. У стены стояла плоская бутылка от коньяка «Московский», рядом лежала газета «МК». Дядька в пальто рылся в своем дипломате, прижав его к мраморным плитам стены и поддерживая снизу коленом. Паренек со спартаковским красно-белым шарфом пил из банки «Ярпиво».

Я схватил стеклянную дверь на выходе из метро, с трудом удержал ее, пропустил вперед Катю. На витрине закрытого киоска лежали коробки печенья «Choco-Pie», «сникерсы», «баунти», жвачки «Orbit». Мужик в длинной дубленке глядел на толпу, выходящую из метро – видно, кого-то ждал. Рядом стояла старуха с приклеенными к картонке пачками сигарет. Тетка в черном пальто спросила ее:

– А какие сигареты полегче?

Мент в кожаной куртке рассматривал паспорт небритого парня. Еще один мент говорил по мобильному.

– Давай не пойдем на троллейбус, а пройдемся пешком, – сказала Катя. – Зайдем по дороге в «Копейку», а то у меня даже к чаю нет ничего.

Катя положила в тележку рулет «Сдобная особа», пачку кексов «Ягодное лукошко», батон и упаковку зефира.

Выруливая к кассам, я чуть не столкнулся с пожилой теткой. В ее тележке лежали три рулона туалетной бумаги, пакет кефира и кусок вареной колбасы.

– Не привык я к супермаркетам: рядом со мной – ни одного, – сказал я. – Я все покупаю или на базаре, или в магазине на углу.

– Ну, это просто универсам, это – не супермаркет. Здесь есть «Рамстор» на Каширке, вот он – огромный. Пока найдешь, все, что надо…

Мы вышли на улицу. У входа в магазин сидела, привязанная к перилам, чья-то лохматая собачонка. Перед компьютерным клубом «Арена» курили трое подростков.

– Знаешь, я сейчас в магазине подумал, что проще всего быть потребителем. Я не про супермаркеты говорю, не про жратву, а вообще. Про то, чтобы в жизни была одна цель: заработать побольше, потому что тебе всего хочется – машину, фотоаппарат цифровой, видеокамеру, что-то еще. Так никогда скучно не будет, потому что всегда появляется какой-нибудь новый товар. Главное – никаких мыслей о том, зачем это надо.

– И ты хотел бы так жить?

– Иногда, наверное, да – когда все достает. Но я бы не смог, мне было бы неинтересно. Есть люди, которым хочется, например, машину. По-настоящему хочется. Он спит и видит, что у него есть машина. Все время про это думает, старается отложить больше денег. А у меня ничего подобного нет. И никогда не было. То, что я хотел, у меня всегда было – более или менее. Да, за границей я не был, но мне особенно и не хотелось.

– А у меня все это уже было – ну, почти все. И за границей отдыхала несколько раз, и машина была, и в Москву постоянно за шмотками себе ездила. Я сыта уже этим, больше не тянет. Да и возможностей нет, сейчас не до этого. Деньги трачу, в основном, на врачей. К мануальному терапевту хожу, к массажистке…

В комнате горел настенный светильник с оранжевым абажуром. На шоссе шумели машины. Катя сидела на диване, положив ноги на подлокотник, я – в кресле напротив нее.

– Когда дядю убили, я ощутила, что все – очень хрупкое… Понимаешь, раньше, когда в книгах или в фильмах говорили, что «жизнь коротка», «мементо мори» и всякое такое, мне это казалось каким-то пошлым, банальным. А после того уже нет…

– В жизни вообще все банально. Почти все. Очень многие вещи. Типичный такой жизненный путь – ты растешь, ходишь в школу, дерешься с тем, кто тебе не нравится, а с тем, кто нравится, стараешься подружиться. И все обычно хотят подружиться с тем, кто самый сильный. Потом, подростком, хочешь получить максимум кайфа, и при этом лажаешь, и большую часть кайфа теряешь… Потом идешь куда-то учиться, работать. Женишься, если срабатывают инстинкты…