Максим Жуков - П-М-К

все ходили к ней

пить водку,

точнее не к ней, а — якобы — к ее дочери.

(Хотя у Вороны на тот момент был бойфренд-перепихонщик по имени

Алексий (как Патриарха нарекли, прости, Господи!),

и мы, как аристократы духа

и джентльмены,

почти ни на что не претендовали…

Обращались к ней все почтительно: МАМОЧКА, хотя выглядела она гораздо моложе своих лет, пила мало, но зато постоянно

смотрела сквозь пальцы на наше порнографическое поведение,

с похмелья (когда были деньги) ходила с дочкой за пивом,

делилась заныканными на «черный день» сигаретами…

Так вот: не помню, с чем это было связано,

но я был первым из нашей компании, кто залез

робкой рукой

под ее ночную рубашку:

знаете, — такую очень распространенную ночную рубашку,

которую обычно носят

уставшие от жизни

сорокалетние женщины.

Она как-то недолго и старомодно посопротивлялась,

потом прикрыла дверь в дочернюю комнату,

и как была, в этой своей ночной рубашке,

залезла со мной под одеяло…

это был советский секс:

в усвоенной ей с юности строгой комсомольской позе,

называемой в просторечии — бутерброд…

Мне на тот момент все это не очень подходило.

Я тогда, после двухлетнего армейского воздержания,

вообще был склонен ко всяческому

половому разнообразию;

любил, грешным делом, замутить групповушку с друзьями, — если подворачивались подходящие «по интересам» дамы;

пытался экспериментировать с начинающими проститутками

(тогда все проститутки были начинающими, кроме вокзальных),

занимался любовью с малолетками,

с подругой Вороны, например;

звали ее Регина, и было ей, на тот момент,

пятнадцать

мокрощелочных лет…

Однажды, после очередного комсомольско-бутербродного

совокупления, я, лежа с МАМОЧКОЙ рядом,

раздираемый какими-то смутными

внутренними противоречиями, спросил:

— МАМОЧКА, ты бы хоть в рот разок взяла

для разнообразия?

При всей мягкости ее характера

подобной наглости стерпеть она

не смогла:

— Может, тебе еще и в задницу дать?

Извращенец!

То есть для нее эти невинные, по сути, шалости — минет с аналом -

являлись табуированной темой

и страшным преступлением против

нравственности…

Притом что Ворона, как мне рассказывала Регина,

после их совместной поездки на ЮгА,

в солнечную грузию,

лечилась не только от гонореи (как, впрочем, и сама Регина),

но и залечивала «повреждения прямой кишки»;

причем, говоря все это, Регина смотрела на меня

светлыми,

широко раскрытыми

глазами

пятнадцатилетнего

морального

урода.

Как это все может укладываться у них в голове?

И у матери, и у дочери?

Как это все можно

отделить одно от другого

и, не замечая вопиющих противоречий,

продолжать жить дальше;

по своей гиперболе и

параболе,

каждая в своем измерении;

недалеко от метро

на окраине -

постоянно расширяющейся в сторону «Внуково»,

совершенно равнодушной

ко всему происходящему в ней, -

москвы.

ОН мне запомнился «в очках»,

как анекдот про три проклятых вопроса

русской интеллигенции:

1) кто виноват?

2) что делать?

3) и самый мучительный — ГДЕ МОИ ОЧКИ?!

Дело было в библиотеке имени чехова

на творческом вечере

Дмитрия Александровича Пригова

в центре москвы.

На НЕМ, кроме очков, была еще

фетровая ковбойская шляпа

с загнутыми по-техасски полями,

которую ОН принципиально

в помещении снимать не собирался…

ОН был пьян. Не просто под «мухой»

или, скажем, «на кураже»,-

ОН был в жопу!

Держался на ногах с видимым трудом,

и общался с окружающими преимущественно

при помощи междометий;

среди этих окружающих был и

невозмутимый

Дмитрий Александрович…

Я сидел в середине маленького

зрительного зала, ожидая

начала вечера. (Надо отметить,

что пришел я на этот вечер

с глубокого похмелья, — в таком состоянии

пьяные люди обычно вызывают у меня

смешанное чувство — отвращения и

жгучей зависти).

ОН сел — конечно же! -

у меня за спиной,

путаясь в своих междометиях,

постоянно одергиваемый

какой-то девушкой

(видимо, его спутницей)

откровенно хиппейского вида.

Пригов начал чтение.

Читал, заглядывая в тетрадку,

слегка заикаясь, делая небольшие,

но многозначительные паузы.

ОН сидел тихо. Очень тихо.

Удивительно тихо,

изредка выдыхая в мою сторону

облако пиздопротивного перегара.

И тут!

в момент, когда Дмитрий Александрович

зачитывал один из своих наиболее удачных

концептуальных текстов (там, где у него клинтон

рифмуется с клитором),

в этот святой для всех собравшихся момент ОН

снял свою ковбойскую шляпу и надел

на мою голову…

Я тоже был со спутницей, если бы не она,

все закончилось бы тривиальным мордобоем

с обязательным выдворением нас из зала.

Я вернул ЕМУ шляпу, надев ее прямо на очки;

наши спутницы растащили нас по местам

и призвали в один голос

обратить внимание на Пригова,

который уже начал настороженно поглядывать

в нашу сторону.

Говоря на корявом языке милицейского протокола:

«Происшествие удалось предотвратить».

Уже на выходе один знакомый,

прикуривая от моей зажигалки,

На мой вопрос:

— Кто этот мандалай?

Небрежно ответил:

— Ванька Жданов, метафорист.

Так вот оно, значит, как — ИВАН ЖДАНОВ:

«Но больно видеть, что душа поката,

окружена экранами сплошными,

где что-то происходит подставное,

и ничего не видно из-за них.

Смерть подражает очертаньям жизни,

И речь в проказу вбита запятыми,

И непривычно видеть эти тени

От внутреннего солнца в нас самих».

Да…надо же так наклюкаться,

Да еще на творческом вечере у Пригова.

Бог с ним,

бывает… Поэт в России -

буду бля! — поэт…

…Примерно десять лет спустя

я участвовал в кулуарном пожирании хани,

которое осуществлялось в буфете одного

довольно известного столичного театра.

Отмечали премьерный показ пьесы Владимира Сорокина

«Щи».

Сорокин был с женой и с Дмитрием Александровичем Приговым.

(Пригов, впрочем, после просмотра спектакля на банкет не остался).

Вел себя Сорокин весьма сдержанно,

выглядели они с женой

респектабельно и

предельно буржуазно.

Меня представили:

— Вот тут у нас актер, бывший…Стихи, понимаете ли, пишет…

тоже, — в каком-то смысле, — литератор…

Выпили. Посидели. Вскользь обсудили трудности

применения инвективной лексики

на театральной сцене…

Пьян я не был.

Очков от роду не носил.

Шляпы ковбойской у меня на голове