Игорь Редин - Синий роман

– На октаву выше, – а это переводится как: "Неприятно, конечно, но я буду только благодарен ему за это".

– Да и я тоже, – Фома отправил на кладбище пепельницы ещё один труп сигареты, – но обрати внимание: в первую очередь ты сказал, что тебе неприятно.

– …, – Якудза разразился виртуозным и довольно вкусным пассажем.

– Вот. И я о том же. Впрочем, Бог мне судья за моё отношение к критикам, – Фома вскрыл новую пачку и достал из неё очередную, но, при этом, первую сигарету, – я, кажется, начал говорить о Боге, – он не стал дожидаться, пока грек отморозит очередной музыкальный термин, который ему придётся переводить на нормальный язык, а сразу же продолжил: – Бог не умер, как утверждает Ницше, и Он есть, что бы там не говорила Франсуаза Саган. Просто Ему лень. Он устал постоянно доказывать всем неверующим и сомневающимся факт своего существования. А их много. Очень много. Вот пара фраз из "Смертельного оружия": "Господь невзлюбил меня. А ты ответь ему тем же". Так всегда получается: если нам не везёт, мы обвиняем в этом Бога или вообще отказываем Ему в существовании, как будто мы – бог, а он – наше творение…»

– Я же сказала! Не здесь! – услышала Ивана.

Голос принадлежал женщине. Женщина была сильно пьяна и таким незатейливым способом пыталась пресечь сексуальные домогательства своего не менее пьяного ухажёра.

Ивана посмотрела в окно, закрыла книгу (придётся отложить на потом взаимоотношения Фомы с богом), встала и стала пробираться к двери автобуса. Она подъезжала к своей остановке.

Ивана вернулась домой мокрая (на улице шёл дождь) и довольная (на улице шёл дождь). Достав из пакета жёлтый журнал, раскрыла его на странице двадцать один и торжественно вручила Косте. Там он узрел следующее:

«Порническая Графия.

– Ну, что? Давай, выкладывай всё из карманов, – сказал очень строгий страж правопорядка и с осязаемой любовью посмотрел на маленький портрет бюста Дзержинского. Он всегда носил его с собой.

– Из чьих? – я сделал вид, что не понял.

– Ты что, за дурака меня держишь? – он спрятал Дзержинского в недра своего внутреннего кармана. Там, среди всякой прочей ерунды, находилась колода порнографических карт. Пять из них были склеены спермой сержанта.

– ??? – ах, если бы ты только знал, за кого я тебя держу, то ты непременно удавился бы или подался в монастырь, – тебе надо, ты и выкладывай.

Шмон – процедура малоприятная, особенно, если ты являешься его объектом. Из карманов моей одежды на пол, словно стая проворных белых воробьёв, полетели сигареты, зажигалки, деньги-слёзы, карты (точно такая же колода, как у сержанта. Приятно, знаете ли, иногда взять себя в руки) и… чёрт (упоминание сатаны всегда уместно, когда речь заходит о милиции). Как я забыл об игле? Именно её отыскал на мне очень строгий страж правопорядка. Он улыбался. Он был доволен, точно нашёл клад, а не простую одноразовую иглу. Правда, была она на машине, в которой находилось двадцать кубов кайфа.

В ближайшее отделение милиции я ехал в багажнике «копейки». Грецкие орехи («не вздумай съесть») и запах бензина были моими безмолвными собеседниками.

"На улице шёл дождь и, не смотря на то, что уже давно перевалило за полдень, выбираться из-под одеяла не хотелось.

Зазвонил телефон. Она нехотя встала и, не одеваясь, прошла в коридор. Разговор был неинтересным, но необходимым, и от скуки она принялась разглядывать в зеркале своё тело. Оно было молодым и красивым.

Она знала и любила свое тело. Но сейчас, в объятиях ещё не ушедшего сна, оно казалось ей незнакомой тайной, которую надо было постичь.

Свободной от телефонной трубки рукой она осторожно дотронулась до своего живота и не спеша, перебирая холёными длинными пальчиками, стала подниматься вверх по телу. Нежные прикосновения доставляли удовольствие. Дойдя до груди, она остановилась. Затем, зажав телефонную трубку между плечом и ухом, она подключила к этой игре вторую руку. Облизав большой и указательный пальцы, она несильно надавила ими на сосок. Наслаждение усиливалось, уступая место неге. По телу пробежала мелкая приятная дрожь.

Раньше она с собой так никогда не играла и теперь немного жалела об упущенном времени. Какого чёрта, думала она, потакать во всём этим мужикам. Всё равно, в любви они ничего не понимают и в постели ведут себя, словно кролики. Нежные, понимающие и всё знающие любовники остались только в кино, а в жизни всё иначе. Ей постоянно попадались толстые потные дядьки, которые только и знали, что вставить в неё свою штуку и, немного попыхтев, откинутся на спину и сразу же заснуть. Никакой поэзии – сплошная проза. Ни любви тебе, ни ласки. Проза жизни.

Внезапный и довольно настойчивый стук в дверь прервал её критически настроенную мысль… и испугал. Она положила на рычаг забытую трубку телефона (её разрывал зуммер коротких гудков) и, подойдя к входной двери, открыла её.

Перед ней стоял мужчина лет сорока. Лёгкая небритость на его лице создавала впечатление, что он был выходцем из страны Marlboro. А его отвисшая нижняя челюсть указывала на крайнее удивление, овладевшее им.

– Вы так устроите пожар, – сказала она, показывая взглядом на вывалившуюся из его открытого рта сигарету.

– Что? – не понял тот. Ему ещё никогда не открывали дверь красивые обнажённые женщины. Впрочем, некрасивые также.

– Сигарета. Она выпала у Вас изо рта, – наконец-то она сообразила, что стоит абсолютно голая перед совершенно незнакомым ей мужчиной, но отступать было уже поздно. Да и некуда, – Вы, наверное, электрик? – ей в глаза сразу бросился небольшой чемоданчик, с какими обычно ходит мастеровой люд.

– Да.

– Ну, тогда проходите. Проходите. Холодно же, а я не одета, – она, обняв себя за плечи, театрально поёжилась. Получилось правдоподобно.

Он забыл, что пришёл сюда для того, чтобы отремонтировать неработающий дверной звонок. У него перед глазами до сих пор стояла умопомрачительная картина обнажённой натуры. Не смотря на то, что женщина давно уже накинула халатик, электрических дел мастер по-прежнему видел её голой. И, к тому же, халатик её был похож на короткую рубашку и предназначался скорее для подчёркивания сексуальных форм его обладательницы, нежели для их сокрытия.

Она прекрасно понимала, что её наряд больше подходит для съёмок порнографического фильма, а не для общения с электриком…", –

всё это явилось попыткой, написав «Порническую Графию», заработать немного денег. Но попытка вылилась в пытку, и я, едва начав, как-то сразу погрустнел и, не дочитав, уронил конец главы в нескончаемую паузу.

Густые, но грустные волосы развевались под тяжелым ветром дилеммы: чай или кофе?