Кадзуо Исигуро - Не отпускай меня (Never Let Me Go)

– И приспичило же тебе создавать проблемы именно теперь! Не могу этого понять. Зачем понадобилось мутить воду?

Тут она рывком повернула меня, чтобы мы обе стояли спиной к другим и им не видно было, что мы затеяли спор. Именно это, а не ее слова, вдруг заставило меня посмотреть на все ее глазами: я увидела, что она прилагает большие усилия, чтобы не только себя, но и всех нас выставить в правильном свете перед Крисси и Родни, – а я затеяла дурацкую сцену, которая грозит эти усилия перечеркнуть. Поняв все это, я коснулась ее плеча и вернулась к остальным. И когда садились в машину, я позаботилась, чтобы мы разместились в точности как раньше. Но теперь во время езды Рут большей частью молчала, откинувшись на спинку сиденья, и даже когда Крисси и Родни что-то спереди нам кричали, отвечала угрюмо и односложно.

Приморский город, однако, заметно поднял нам настроение. Мы приехали туда примерно ко времени ланча и оставили машину на стоянке у поля для мини-гольфа, где реяло множество флажков. День оказался солнечным и бодрящим, и мне помнится, в первый час нас обуял такой телячий восторг от пребывания на воле, что о цели поездки мы почти не вспоминали. Родни в какой-то момент не удержался и, взмахнув руками, издал несколько радостных возгласов; он шел впереди по дороге, которая неуклонно поднималась вверх мимо стоявших рядами жилых домов и отдельных магазинов, и уже по громадному небу чувствовалось, что мы приближаемся к морю.

Когда дошли до него, оказалось, что дорога дальше идет по кромке утеса. Первое впечатление было, что вниз, к песчаному берегу, спуск совершенно отвесный, но, перегнувшись через перила, можно было увидеть извилистые тропинки, ведущие по крутому склону скалы к самому морю.

Нам уже очень хотелось есть, и мы вошли в маленькое кафе, пристроившееся на вершине утеса как раз у начала одной из тропинок. В кафе в этот момент были только две пухлые женщины в фартуках, которые там работали. Они курили за одним из столиков, но, увидев нас, быстро поднялись и ушли на кухню, так что мы остались в помещении одни.

Столик выбрали самый дальний от входа, то есть расположенный ближе всего к морю, и, когда сели, возникло такое ощущение, словно висишь над водой. Сравнивать мне тогда было не с чем, но теперь я понимаю, что кафе было крохотное – всего три или четыре маленьких столика. Одно окно они оставили открытым – наверно, чтобы меньше чувствовались запахи жарки, – и время от времени в него влетал ветерок, от которого колыхались все рекламные объявления о выгодных предложениях. Одно из них, приколотое над стойкой, было написано цветными фломастерами, и в слове «ОГО!», с которого оно начиналось, каждое «О» было глазом со зрачком и ресницами. Сейчас я вижу подобное так часто, что не обращаю внимания, но тогда это было впервые, и я рассматривала надпись с восхищением, потом перехватила взгляд Рут, поняла, что она тоже в восторге, и мы обе расхохотались. Это был хороший, теплый момент, и казалось, что мы оставили позади то напряжение, которое возникло между нами в машине. Позже выяснилось, однако, что это был у меня и Рут последний такой момент за всю поездку.

С тех пор как мы приехали в город, насчет «возможных я» не было сказано ни слова, и я ждала, что мы, когда сядем, обсудим наконец этот вопрос как следует. Но едва приступили к сандвичам, Родни заговорил об их с Крисси старом приятеле Мартине, который уехал из Коттеджей в прошлом году и теперь жил где-то в этом городе. Крисси с энтузиазмом подхватила, и оба старожила стали наперебой вспоминать всевозможные уморительные штуки, которые этот Мартин откалывал. Мы мало что понимали, но Крисси и Родни – те веселились вовсю. Смеялись, переглядывались, и хотя они делали вид, будто это все для нас, ясно было, что они предаются воспоминаниям ради собственного удовольствия. Сейчас мне кажется, что запрет, который в Коттеджах лежал на очень многом из связанного с уехавшими, возможно, мешал им разговаривать о друге даже между собой, и только новая обстановка смогла раскрепостить их таким образом.

Я смеялась, когда смеялись они, – просто из вежливости. Томми, похоже, понимал еще меньше, чем я, и неуверенные смешки, которые он издавал, всякий раз немного опаздывали. А вот Рут хохотала вовсю и, какой бы эпизод с участием Мартина они ни стали припоминать, кивала со знающим видом. Один раз, когда Крисси сказала что-то уж совсем загадочное, – примерно: «А с джинсами-то он как – помнишь?» – Рут просто покатилась со смеху и махнула рукой в нашу сторону, мол: «Им, им теперь объясни, чтобы тоже повеселились». Я все это терпела, но, когда Крисси и Родни принялись рассуждать, идти нам или не идти к Мартину на квартиру, спросила наконец – может быть, чуть холодновато:

– Что, собственно, он здесь делает? Почему у него квартира?

Молчание; затем Рут с досадой вздохнула. Крисси наклонилась ко мне через стол и негромко, терпеливо, как втолковывают ребенку, сказала:

– Он помогает донорам. Что еще он, по-твоему, мог бы здесь делать? Он теперь полноценный помощник.

Все немножко поерзали на стульях, потом я говорю:

– Я как раз об этом. Мы не можем просто взять и к нему заявиться.

Крисси вздохнула.

– Хорошо, допустим. Строго говоря, нам не положено посещать помощников. Строго-престрого говоря. Не рекомендуется – это уж точно.

Родни усмехнулся и добавил:

– Никоим образом не рекомендуется. Взять и заявиться – это нехорошо.

– Очень нехорошо, – подтвердила Крисси и неодобрительно покачала головой.

Тут в разговор вступила Рут:

– Кэти терпеть не может вести себя нехорошо. Так что не стоит нам к нему заявляться.

Томми смотрел на Рут, явно не понимая, кого она поддерживает, и я, пожалуй, тоже этого не понимала. Мне пришло в голову, что она не хочет отвлекаться от основной цели поездки и поэтому встала, пусть и неохотно, на мою сторону; я поэтому улыбнулась ей, но она не отреагировала. Внезапно Томми спросил:

– Родни, а где, значит, ты видел «возможное я» для Рут?

– М-м…

Здесь, в городе, интерес к «возможному я» у Родни как-то угас, и я увидела, как на лице Рут мелькнуло беспокойство. Наконец Родни сказал:

– Поворот с Главной улицы, где-то у того конца. Но, само собой, у нее и выходной может сегодня быть.

Все молчали, и тогда он добавил:

– У них же бывают выходные, понятное дело. Они не все время на работе.

Услышав это, я испугалась, что мы сделали большую ошибку: ведь известно же было, что старожилы часто пользуются разговорами о «возможных я» просто как предлогом для поездок и ничего серьезного в виду не имеют. Рут, которая выглядела теперь уже определенно встревоженной, думала, кажется, примерно то же самое; в конце концов она, однако, издала смешок, как будто Родни пошутил.