Илья Беляев - Lorem Ipsum

Путь

В монохромных овалах памяти

Живут образы ярких дней

Полных отчаянных и веселых

Неповторимых любимых людей

Когда птица космической бури

Взмахнёт крыльями звёздных очей

Монолит бесконечности дрогнет

В ливне сна твоего плетей

Когда вырвешь из камня зубами

Тех, кого нельзя отпускать

Ярче глаз возлюбленной дамы

Вспыхнет дней былых вечная стать

Та девчонка, что в платьишке белом

Рядом сидит за одним столом

Губами сладкими в крошках печенья

Допивает своё молоко

В глубине ямы пыльных мыслей

Где–то там в бездонной ночи

Свиристель школьных дней лучистых

И приятельских шуток грачи

Друг, что был ближайшим когда–то

Остаётся теперь внутри

Тёплым эхом, которому рад ты

Когда гаснет задор детворы

Та пеленками кутана куколка

Принесена в лоно светлых идей

Из беспамятства силами рук одних

Бесконечно родных людей

И пребывают кометы в движении

Бороздят они пустоту

Лишь одни твои достижения

Честь родительскую стерегут

Мать с отцом, пролетая над крышей

Оставляя морозных след,

Разгораются жарче, и выше

Над головой не померкнет свет.

Серпантином у ног твоих ляжет

Пригласит по нему пройти

В мире нету приятней и глаже,

Чем у ног твоего, пути.

И ступня сама прикасается

И не внемлет голосу молодости

И морщинами покрывается

И на сердце рубцов неровности

И тогда ты сам превращаешься

В монохром овалов памяти

Тех, кого оставляешь взамен себя

Кому путь этот лишь начинать идти

Перерождение

Стоя во дворе дома по улице Мира, маленький карапуз, переминаясь в валенках на вырост и сдвигая с глаз упрямую меховую шапку, уставился на сидящих перед ним.

– Стоит–ь тут, вылупился, понимаешь! Ты поглянь на него, на несмышленыша. Поди удумал шо–то неладное, стервец! – замахала всем, что имела и чем гордилась, первая подруга.

– Черти его знают, что у этих паршивцев на уме! Птьфу! – отозвалась вторая.

Три подруги сидели, поджав ноги, иногда съеживаясь и вздрагивая от холода.

– Нет, вы на нее погляньте, а! Танька–то из третьего подъезда совсем гулящая стала! В ту пятницу с одним, вертихвостка, сегодня уже с другим вон идет! Смотреть гадко! Годков ужо двадцать стукнуло, а у ей все гулянки на уме! Ну разве же мы такими были? Неужто в наше время такое было? Да ни в жизнь! – Ее шея вытянулась так, что сквозь пуховый шарф было видно красную горячую кожу.

Третья подруга чуть высунула голову из своей серой шубы:

– Что же ты, дура старая, тут брешишь? Кого Матрена Петровна тягала за космытья? От гулянок отваживала кого? Уж не меня–то!

– Ну ты вспомнила, вспомнила! Потому шо мамка меня так таскала, потому–то я человеком хорошим выроста! Воспитание нынче ужо не то!

– Была бы хорошим человеком, ты бы тут не сидела с нами, – подытожила третья, и снова спряталась в шубу.

Вторая, заметила скупую слезу на щеке первой подруги. Надо заметить, зная женский плаксивый характер, а также истинную глубину нанесенного оскорбления, первая подруга перенесла нападку стоически, ограничившись слезой и многозначительным молчанием. Вторая решила заступиться за первую:

– Зачем же ты так, а? Будто бы сама не знашь, покуда она такая вредная стала?

– Из–за чего енто? Из–за того, что дети бросили? Видимо и до того была вредная, раз дажа дети бросили. Сама им поди нервы вымотала! – третья не унималась, бубня себе под нос. Благо, что эти бубнения слышала только вторая подруга, сидевшая посередине.

– Зато вижу почему ты туточки.

– А вот не потому–то, калоша старая, я тута. Я здесь вообще–то не должна быть. Я всю жизню свою была правдорубом. В небесной канцелярии видно что–то напутали.

– Ничегой–то они не напутали, самое место тебе здеся. Плохой ты человек, очень плохой. Обижаешь всех. Шо раньше, шо щас. Птьфу на тебя!

У мальца по подбородку уже в три ручья стекала вода от сосульки, которую он нещадно употреблял внутрь рта. Глаз от подружек он по–прежнему не отводил, а те его уже и не замечали.

– Не виноватая я, что вокруг все неправы! Енто в них проблема, а не во мне! А коль ты такая правильная, что здесь забыла?

– А я не знаю. Видно нагрешила. Тот, кто сверху – ему виднее, – она вздохнула.

– Это потому шо бесхарактерность есть тоже разновидность вредности.

– Знаете шо? – встрепенулась первая, – шо мы тут забыли? Давайте лучше место поищем. Давеча пташка на хвосте принесла, что на конечной остановке пекарня есь. Там пекарь съестное выносит частенько на улицу.

– Хороша мысля. Тамарку только дождемся, должна вот–вот выйти, – пробубнила третья.

– Точно? – вторая сомневалась, – вчера вечором в окно ей заглядывала, здоровенькая была – и поленом не перешибешь. Возилась шо–то по хозяйству.

– Точно как в аптеке. В пятый подъезд скорая приезжала сугодня не единожды. Она тама одна старушенция, точно копыта двинет.

Вдруг, из форточки одного окна на четвертом этаже вылетел голубок. Неуверенно, мотаясь в воздухе то вниз, то вверх. Неокрепшие крылья не держались на ветру. Он упал в сугроб, начал биться из стороны в сторону. Малыш бросился к нему, выронив сосульку. Откопав голубка из сугроба, он погладил его. Птица остолбенела. Человечьими глазами голубь осматривал мальчика, ведь никогда он еще не видел ребенка таким большим и с этого ракурса. Мальчик подумал, что лучше будет голубю с его друзьями и отнес птицу на парящую крышку канализационного люка к гревшимся на нем трем серым подругам, за которыми малыш уже некоторое время наблюдал.

– Зоя? Нина? Галина? – свежеиспеченный голубок осматривал того, кого когда–то знал, но не надеялся уже встретить. – Что с вами? Это как? – он топал пурпурными слабыми лапками по металлическим буквам люка, всматриваясь в клювастые лица. – Вы изменились как–то, в толк не возьму токо как? Зоя, тебя же уже как года два нет! Нина… А ты прошлой весной ушла. Галина… Галина, так ведь и ты померла.

– Так сказать, с днем рождения, гадюка! На одну старую каргу меньше!

– Ты, Галина, не изменилась, скажу я тебе. – ответила третьей подруге Тамара.

– Не думала, шо спустя два года меня увидаешь? – засмеялась первая подруга.

– Надеялась, конечно, шо увижу, как говорится: «все там будем». Рай – он один для всех.

– Только это не он. Глянь сюда! – Галина указала Тамаре на маленькую оттаявшую лужицу, чтобы та воспользовалась ей вместо зеркала.

– Нет! Это же как? Я не верю! Сон поди!

– И ты помнишь как ты уснула? – спросила Зоя.

– Шо–то в груди опять закололо, уже не первый раз за день. Тогда вот и уснула. Сейчас проснусь.

– Не проснешься, – вздохнула Нина. – Привыкай.