Стас Колокольников - Умирая, Бог завещал мне Землю

Впереди звездным полотном сияли огни сортировочной станции. А может быть, так выглядела дорога в рай. Чувство реальности покинуло меня в вагоне, вытрясшем последние винтики механизма, отвечавшего за благоразумие.

− Если это город ангелов, то я попал куда нужно, − выплевывая угольную пыль, обратился я к огням. − Привет, я уже здесь!

Состав дернулся и двинулся дальше. Отряхиваясь, я выбрался на тропинку, меня шатало, как путейца в день получки. Только я встал передохнуть, как меня окликнули:

− Эй, приятель. Ты в порядке?

Пытаясь определить сторону, откуда исходил голос, я чуть не упал.

− Господи, это ты?

− Я здесь, старик.

Наконец я увидел поодаль от тропы человека с густой кучерявой шевелюрой, словно у него там жил безумный садовник.

− Ты кто? – спросил я.

− Оптимист, − отвечая, человек выглядел ничуть не растерянным, напротив, так, будто мы встречались на этом месте каждый вечер.

− В каком смысле?

− В том смысле, что можешь меня так называть. Меня все так зовут. Я видел, как ты вывалился из вагона. Ты прямо Керуак какой-то, хотя больше смахиваешь на сумасшедшего.

− На свою прическу посмотри, − ответил я.

− Пойдем, тут рядом заброшенная бытовка, там стол и лавка, у меня есть фонарик, радиоприемник и термос, согреемся.

− Чем ты занимаешься, Оптимист? − спросил я, когда из большого термоса в кружку полился травяной чай, пахнущий чабрецом.

− Всем понемногу, пишу статьи, играю музыку, организую концерты, снимаю фильмы.

− Ты живешь здесь? Это город ангелов?

− Нет, меня ссадили с поезда. В этой дыре на развилке.

− Где мы?

− Вон там, впереди за огнями, станция Чесноковка.

− Хм, вот как… Знакомое место. А ты что же, путешествуешь без денег?

− Деньги имеются, у меня билета не было. Я никогда не покупаю билеты и не плачу штраф.

− Молодцом.

− А вообще-то, я ездил на поиски ритм-гитариста, – признался Оптимист.

Я неопределенно покачал головой.

− Сможешь? − с надеждой спросил Оптимист. − Я как тебя увидел, сразу подумал, ты музыкант.

− Нет, пока не готов.

Оптимист достал из рюкзака фляжку.

− Бальзам, − подмигнул он и плеснул в чай.

Скоро во мне созрел гитарист.

− Если бы я играл, как Хендрикс или Лайтхауз, − говорил я, обжигаясь большими глотками, − то не сидел бы здесь с тобой.

− Послушай, не надо особо… − старался объяснить Оптимист.

− Нет, надо! Поверь, я буду наяривать, как Сид Баррет. Я в теме, я такой же сбрендивший волынщик у врат рассвета. А? Хотя нет, буду как Артур Ли. Точно! Прострелю ногу соседа, если тот придет жаловаться, что моя игра на гитаре не дает ему спать. Вот как надо! Господи, не понимаю, как я еще живу среди нормальных людей.

− В моих песнях от одного до двух аккордов, играются они просто, не надо особо ничего выдумывать, − наконец объяснил Оптимист.

− Так не пойдет, старина! – продолжал я, не выпуская из рук кружку. − Кто здесь будущий гитарист-мессия? Ты или я? Как ты можешь такое предлагать − ничего особо не выдумывать? Да я тебе так сыграю, все вспотеют от счастья!

− Хорошо, я только за.

− Вот так-то лучше. Мы поставим всю попсу на колени! Они будут молиться на нас, а мы будем отпинывать их и кричать: «Пошел вон кусок попсы!» Они на коленях, а мы короли…

− Хэм, − усмехался где-то в голове Оптимиста безумный садовник.

− Короли чеснока.

− Как? Почему чеснока?

− А у нас все будет по честноку, ни одной лживой ноты, ни одного лишнего слова. Плесни-ка еще чайку.

Оптимист тряхнул кудрявой головой.

− Куда ехать? Когда начинаем? – торопился узнать я.

− Я живу в Новосибирске. Через три недели небольшие гастроли в Казахстане. А репетировать хоть завтра.

− Отлично. Завтра у меня дела. Подъеду на днях. Как называется наш коллектив?

− Оптимист и посторонние.

− Психоделично.

Очень много в нашем мире психов занимается вещами, за которые во времена инквизиции сожгли бы не задумываясь. А еще больше психов интересуется тем, что делают другие психи, вот они и держатся друг за дружку. Мы с Оптимистом тоже договорились не теряться и созвониться через пару дней. Почему я не поехал сразу? Если честно, то подумал, что подвиг ритм-гитариста будет нелегким и, возможно, последним.

Термоса и фляжки нам едва хватило до утра, но у нас еще был радиоприемник, и на трассу мы вышли не в самом худшем расположении духа под песню «The big game is every night» Джеймсона Молины, словно у него на разогреве объездили с гастролями пол-Сибири. Оптимист умчал первый на черном джипе, через несколько минут и я сел на проходящий автобус. Ехать было недалеко.

За три тысячи километров из другого города два дня в плацкартном вагоне я добирался именно сюда, к маме. Она жила в Чесноковке. Вчера, сойдя с поезда, на ночь я остановился в гостинице «Барнаул». Решил так заранее − чтобы собраться мыслями.

Больше двух лет я провел в плавании. Построенный корабль сошел со стапелей в районе метро «Сходненская». Название судна и карта его плавания вряд ли внесут ясности в историю его команды. Скажу одно, я сам себе свернул голову тем, что дома стали кораблями, а друзья моряками. Но это была не игра и не выдумка, мир открылся мне именно так − морской образ мыслей как дар божий, и теперь среди нормальных людей я только числился, на самом же деле прибывая в команде чокнутых маринистов.

Минул месяц, как корабль ушел на дно, и мои моряки по бульвару Яна Райниса разбрелись в километрах глубин людского океана. Оставшись один и не зная, как жить дальше, к прежнему существованию я не хотел возвращаться.

Мама жила тихо-мирно, по-божески, ходила в церковь на службы, соблюдала посты. Мои пелагические истории она не принимала, подобные эзотерические поиски и метания были ей мало понятны. Однажды на примере того, что наши лучшие алтайские писатели Шукшин, Соболев, Пантюхов были моряками и творческую вахту несли по-морскому отважно, я пытался объяснить и свою причастность к морю, но неубедительно.

− Привет, мам! − крикнул я, открыв дверь своим ключом.

Под ногами раздалось гадючье шипение − пушистый кот Сенька признавал только хозяйку, его зеленые глаза светились безумным блеском. Настоящий психокот, непредсказуемый, как первая симфония Малера.

− Ой, сынок приехал! − радовалась мама. − Что ж ты так редко объявляешься! Хоть бы звонил. Я уж и обижаться на тебя перестала.

Тут она, как обычно, всплакнула.

− Мам, ну перестань, − успокаивал я, − чего ты, я тебя не забываю. Просто жизнь, как карусель, крутит-вертит, глядишь, а уж столько времени прошло.

− Ну и ладно, − успокаивалась мама, − приехал и хорошо.

Тут она рассмотрела меня получше.

− А ты чего такой чумазый? Как в луже извалялся.

− Поскользнулся.

− Умывайся, переодевайся, и я тебя покормлю.