Дмитрий Волчек - Девяносто три!

"Кто остался, парни? — спрашивает Маркопулос. Обитает в прекрасном далеке, неистребленный монсеррат пощажен вулканом, но федэкс пока не доходит. Обувная лавка, аптека, карликовый ипподром, стоянка полудохлых су-24, наплывы лавы. Три месяца назад электрика убило током, с тех пор мешают только флоридские байкеры в блестящих сбруях, дети ебливого провинстауна. — Кто остался, парни?"

Стержень расцеплен. "Надо определить сроки". 1934–1947, книги нашлись под краковской грушей. "Все понятно". В пепельнице смердит записка, пламя выпрыгивает на журнальный лак. "Отец сломал печать простую". Бет Ш. в черном платье сердится на патефон. Смеясь, плеснула абрикосовым ликером, сука, кто теперь будет платить. Ваш узи, сеньор Зеботтендорф. 30-е ноября, ипсиссимус на смертном ложе, слабый карандашный рисунок, осторожный росчерк леди F.H.

— Он принес мне несчастье.

— Нет, это испытание. Он водит твоей рукой. Он благосклонен.

Озноб изобилия, позволено всё. Голова Azt застилает солнце, звери тянут колесницу. Дал отсосать идиоту (ох а можно по-другому no time shit business I must be there soon hynek), опасная резь в канале, "не осталось живого места". Причина смерти — tumor, "в пятницу принесу тебе кислоту", свидетельство о гибели героя, толкавшего на сцену безголовых куриц. Не стоило лезть на столб. Жертва электричества, диверсии, лунной болезни. Непотребный акцент.

Ласмихинрюе. То, что мы шепчем, когда. Наказан бесплодием. Гостил у мускулистых блядей: плети, кольца, butt plugs. Кельнская вода кусает ночные раны. Щуп и наперсток.

— Я встретил Жана Донета, кровь сочилась из ран.

(Неудачная командировка в Данциг). "They broke all the rules". На обложке — лицо, искромсанное ланцетом уилсона, фамильные черты. Зеваки столпились, наблюдают за ангельским поцелуем. Жан и Жиль. Ирод вертит сладкую голову, лимфа на мураве. Вам отказано в кредите (еще до того, как решился сменить ковер на паркет, задраить страшные люки). Звонок из Вевельсберга, ноктюрн в далеких проводах. Агенты из отдела ЭИ, вертятся катушки. Вроде бы во всем совпадали, но потом разногласия разъели альянс, "как заяц". Не звонил, не писал, не приходил. "Всё доложили".

В паутине сомнений.

Хорошие люди.

Их хуи. Их звуки.

Извержение пощадило только рыжего карла, томившегося в камере смертников — паскудник загрыз теплого братца.

Шабаш в Отеле де ля Сюз. 18:47. Оракул предвещает дорогу. Тревожные нити тянутся в Тунис, Бремен, Boca do Inferno. Выплеснуть яд, забраться под одеяло, уснуть, проснуться под перескок ворон в холодном саду. Мой бестиарий, четыре пса колотят деревянными молотками по мешку живодера. Liber loa на подушке, партизанская зима. "Ему не хватало селена, продается в таблетках". Почтовый ящик пуст.

— Ни один разумный человек туда не поедет.

— Хулиганы сломали бедро.

— На обратном пути заглянули в свинарник.

— Coup de grace.

В песках зреет ХНД. Никакой живности, звенящее поле охраняет остров от вторжений.

— Какой на хуй остров?

(Нет острова). Обнаружил нарыв в горле. Встал перед зеркалом раззявил рот еб твою мать что теперь делать это сифон если не хуже отравление спорыньей корчи мясоедов грибковое заражение парша герпес гениталий мог вылить бутылку минеральной воды в пустую глазницу высунуть язык из дыры в подбородке развлекал сучат на провинциальных ярмарках стояли выпятив зенки кишки пропеллеры.

Только череп. А куда делось все остальное?

— Швыряли в термитник.

"Отрубленный бог" (сангина, деталь). Выставка в байонне, пошел от нечего делать, матер долороза что они вытворяют. Нет вариантов.

Новости от горцев. Убит еще один, прятавшийся в подземном кувшине. Рука трясется, шприц добродушно ерзает в кармане. Les mots, закладка на девяносто третьей странице, ураган, автоматчик тормошит киоски. Вишневый ликер с патриаршей медалью. Серое на золотом.

Брошюры: "Смотри у меня" и "Головы Отеля де ля Сюз". Вышел из лавки, данхилллайтс перфаворе, но ничего не оказалось, все вымели тонтон-макуты. Железный вкус на языке. Curfew, дребезжит опасный джип.

— Помнишь того негритенка, что стоял у кондитерской, клянчил: "бонбон мсье бонбон"?

Ничего не осталось. Тропический ливень. They broke all the rules. Хы-нек. Звонок в прискорбный французский клуб. Есть ли белые кнопки? Может, у вас еще не свинтили? Шестнадцать тысяч франков, все мое состояние.

Рассмеялись, щелчок, тусклые гудки. Пальцы, мои пальцы. Еще шевелятся, живут своей жизнью, вивр са ви. Но ничего не помогло, уплыл в долины айяхуаски, прыгал по песку, тормошил кактусы, как дитя, "как заяц".

Суеверия, пойманные и растоптанные.

Свидание в Брэ. Напечатано в февральском номере, тусклый набор, перевернутые снимки, зеленый цвет выползает из-под красного, подпись: "We can feel", другая — "Маринус ван дер Люббе". Это замысел, провокация, они начали подкоп, двоится лэм, ебаный кошмар. Звонок в страну заносов, где выворачивают селезенку, бьют по черепу деревянной колотушкой, вкалывают вирус под ноготь большого пальца.

Такова версия ястреба: "Карма испорчена зимней поездкой на Липари (колеса буксуют, автострада изгибается тигриным когтем, дождь смывает следы). Место ссылки великого магистра, его домик с фальшивым балконом, зелеными ставнями, блестящей водосточной трубой. Справа — некрополь, ржавая решетка, мох на плитах. Просто сиди в центре круга, повторяя Ключ. Научились теребить дерево, нагибать ветку «смiрть», кусать младенцев, отыскали подземный ход в Экстернштайн. Первым ключом повелевает Iad Balt, лови. Что думал об этом д-р?". Ответ из красного словаря: "Yet there is no evidence that D-r ever used Calls or prevented erection during discipline. All he ever had to do was set up the skull (and theoretically the entire temple structure with Probe and Thimble). He never used Calls to contact any sailor that we see him speaking to. The Calls were for something else entirely". Февраль, месяц нахальства и сожалений. Элитные отряды сатаны перебрасывают ржавые трубы, куски жести, пытаются отыскать люк в подземелье, бункер, где прячется СемьСемьСемь. Access denied. Проткнуть паскуду серебряным штыком, протащить на аркане по вересковой пустоши, растерзать в "Отеле де ля Сюз". There are no bones in the ice-cream.

Проснулся в 16:23, орел теребит печень, пляска гепатита. Сон про тувинскую певицу, ее тайный концерт в Вевельсберге, шампанское исходит пузырьками. Start at Call One and move upward one at time. Никакого эффекта. Следы утюга. В почте — налоговая декларация из портленда, столбики опасных цифр, барбадосская лотерея, выиграл золотоносный порш. Красные крестики на полях, самодовольный почерк титана. Конкурс на лучший череп, блестящая победа Жана Донета, сына Жанны Дегрепи из прихода Нотр-Дам-де-Нант. Возраст неизвестен. Первое причастие, крошки в распухшей гортани. Шило пробивает легкое, "верхние доли", пункция Баррона. Вторая треть пятидесятой страницы, ожог на лодыжке — швыряли порох в костер. Пригоршни драгоценного песка. Открытка на полу у двери: "Let me be your fantasy".