Георгий Кончаков - Учитель истории. Книга первая.Пролетарское детство

Над комодом по центру в изящной деревянной рамке большая фотография сестры Аркадия Лёли, когда ей было девять месяцев. Отец увлекался фотографией, сам увеличил портрет своей любимицы. На комоде на кружевной скатерти по углам сидели две большие гуттаперчевых куклы размером с полугодовалых детей. Кукла-девочка была Лёлина. Играла с ней, после чего ставила в отведённое место на комод. Вторая кукла-мальчик – любимый Аркашин Борька. В отличие от сестрёнки Аркаша реже брал Борьку поиграть. Знал, что мальчишкам стыдно играть в куклы. Но не мог отказать себе в удовольствии позабавиться с таким добрым улыбающимся другом.

Два небольших оконца глядели на улицу. Между ними стоял обеденный стол, над которым постоянно висела маленькая фарфоровая лампа без стекла. Таких стёкол достать было негде. У неё и фитиль в три раза меньше обычного. Чтобы экономить керосин, вместо обычной большой лампы часто зажигали эту, взрослые называли её коптилкой.

Под окном к столу примыкала лавка. Служила дедушке ещё и верстаком. Дедушка настоящий техник-строитель, умел всё. На этой скамейке он паял соседям прохудившиеся кастрюли, лудил. Из листа жести мог изготовить кружку с ручкой и даже кастрюльку. Подшивал дратвой валенки. Аркаша много раз смотрел, как дедушка прокалывал шилом отверстия в толстой подошве, а потом орудовал двумя иголками, чтобы получить прочный шов, как на швейной машинке. А какой был печник! Любую печь мог сложить. Только в небольшой деревеньке редко кому нужен печник.

В углу у входа возле второго окна кровать, мать с дочерью спали. К перегородке, что скрывала кухоньку, приставлена кровать для дедушки.

На стенах, оклеенных старыми газетами, висели картинки из журнала «Советский экран». Позже развесили рисунки, раскрашенные цветными карандашами, на больших листах белой бумаги. Кто-то из местных умельцев то ли подарил, то ли в уплату за работу вознаградил. Как поселились в Никольском, мама-Шура стала шить соседям на заказ. Пока муж был жив, нигде не работала. Хватало забот с двумя детьми. Но у неё была швейная машинка «Зингер». Позже, когда Аркаша станет Аркадием Львовичем, случайно вычитает, что эти заграничные машинки выпускал Тульский завод. Но машинка обладала отличными качествами и стала кормилицей семьи. Александра была большая мастерица, искусно плела кружева. Как вышла замуж и получила в подарок новенького «Зингера», пошла на курсы кройки и шитья. Два года учёбы даром не прошли. Обшивала детей. А когда осталась без мужа, шитьём стала зарабатывать на жизнь.

Семья переехала в Никольское, когда Аркаше четыре не исполнилось, и произошло это в конце 1940-го года. Первые месяцы в селе ничем примечательным не запомнились. А вот когда лето наступило, мама брала парнишку на базар. Слово «рынок» никто не употреблял, все говорили «базар». В несколько рядов длинные столы-прилавки, на которых разместилась всякая всячина. Аркаше походы на базар запомнились тем, что всякий раз мама покупала или эскимо или леденец на палочке. Эскимо было замороженным цилиндриком сладкой воды розового цвета. Лизать такое эскимо было вкусно и приятно. Красные, зелёные, синие леденцы были в форме петушков, уточек и разных зверушек. Если мама или дедушка уходили на базар одни, то Аркаша всегда с нетерпением ждал возвращения, с базара приносили гостинец.

Базар был в Шульгино. Перед входом в село стояла огромная деревянная ветряная мельница. Она была старая, неработающая, крылья не вращались, но поражали своими размерами. Недалеко от базара длинное одноэтажное здание суда.

Здесь работал дядя Эрнест. У него свой отдельный кабинет. Аркаша там никогда не был. Заходили только в большой коридор, освещенный несколькими окнами с широкими подоконниками. Несколько раз приводила туда мама Аркашу. В коридоре всегда толпился народ. Мама ставила сына на подоконник и предлагала прочитать стихотворение. Слабость всех родителей, похвастать своим ребёнком, продемонстрировать, какой он необычайно способный. Говорила, что все плохо слышат, просила читать, как можно громче. И Аркаша старался изо всех сил. Мама хотела преодолеть природную робость сына. Получалось неплохо. Мальчик охотно выступал перед взрослыми. Так состоялись его первые публичные выступления. При переезде любимого коня-качалку оставили, без того вещей было много, а вот трёхколёсный велосипед взяли. На зависть деревенским детишкам лихо разъезжал Аркаша на велосипеде. Но не жадничал, всем давал прокатиться. Соседских ребятишек было немного, так что и самому удавалось покататься.

В вечернее время, когда заканчивался рабочий день, ходили в гости к тёте Зине.

У Эрнеста Андреевича был детекторный приёмник. Через наушники можно было слушать Москву. Радио и электричества не было ни в Никольском, ни в Шульгино. Несколько раз Аркаша приобщался к этому чуду века. Сквозь треск и шорохи отчётливо слышалась музыка, но очень тихо. Когда говорили, слова было трудно разобрать. Такое радио большого интереса у ребёнка не вызвало.

Лето выдалось обычное, жаркое, солнечное. Другого лета на Тамбовщине не бывает. День, когда началась война, не сохранился в памяти Аркаши, но он хорошо запомнил это лето, лето сорок первого года. От взрослых слышал, что началась война с немцами. Запомнил их тревожное состояние, страх: что же будет? Дедушке было шестьдесят три, пенсионеров в армию не брали. Дядю Эрнеста, как работника правосудия, не мобилизовали. Не взяли на фронт комбайнёра, что жил в доме напротив. Хлеб для армии надо было кому-то убирать. Во время уборки комбайн ночевал около дома. В остальное время комбайнер работал на тракторе, который тоже часто ставил подле своего дома.

Аркаша любил подходить близко к трактору, чтобы насладиться необыкновенным ароматом керосина, который исходил от трактора, современный керосин так не пахнет.

Подолгу разглядывал железную машину с большими задними колёсами, обода которых утыканы клиновидной формы шипами. С такими шипами трактор нигде не забуксует. Революционные поэты и писатели эпохи колхозов эти колёсные трактора назовут железными конями.

Школьником даже песня-марш запомнится: «Ой! вы кони, вы кони стальные». Недоумение вызывали слова: «Мы с железным конём все поля обойдём: соберём, мы посеем и вспашем». Аркадий знал, что сначала пашут, потом сеют, и только уже потом убирают урожай. Может поэт никогда в деревне не был? Но, скорее всего, заключал Аркаша, поэт нарушал последовательность из-за рифмы. Никто не обратит внимания во время исполнения такого бойкого и задорного марша на последовательность слов, а без рифмы песню не споёшь.

Освобождённых от армии, как дядя Эрнест и комбайнёр, видимо, было совсем мало. В двух сёлах Аркаша видел на завалинках несколько стариков, по улицам бегали дети, а в мастерской МТС (так сокращённо назывались машинотракторные станции, обслуживающие колхозы тракторами, комбайнами и сельхозтехникой) трудились молодые ребята.