Василий Блажевич - Повесть о настоящем токсикомене. Супергероический трэш-эпос

Я родился в маленьком городке прямо на рабочем месте моей матушки. Чего-то припозднилась она с декретным отпуском, вернее – вообще не брала его.

Моя мать была крупной толстушкой – веселушкой и, как ни странно, не знала о своей беременности. Да-да… И вот так бывает…

– Ой, – сказала она, когда оперативная бригада врачей, прибывшая на завод, выяснила, что у женщины не приступ аппендицита, а начались родовые схватки и отошли воды.

Ни задержка месячных более чем на полгода, ни изменения в гастрономических пристрастиях, ничто не вызвало у нее вопросов и не побудило обратиться в поликлинику, в женскую консультацию или ещё куда, куда обращаются в таких случаях женщины. Наверное, мама была еще и глупа.

Впрочем, в нашем городке умных нет.

Они, конечно, когда-то были, но все поумирали или сбежали… А что вы хотите? Три химических комбината на один не самый крупный в области населенный (пока еще) пункт. Да и зарплата, не смотря на вредность, едва дотягивает до среднестатистической. Такие вот дела…

Но, несмотря ни на что, наш город жил, город жив, город будет жить! Потому что государству нашему и человечеству в целом, нужна (пока ещё) химическая промышленность или вернее – всё что она производит, то есть – дает людям!

Со всех концов страны сюда, в город химиков… то есть – химикатов идут эшелоны с сырьем. Текут по трубопроводам и газопроводам, как по артериям и венам, нефть и пропан. Гудит по проводам, как по нервам, мегаватный электрический ток. Комбинаты поглощают и переваривают нескончаемый поток природных ресурсов, превращая их в удобрения и ядохимикаты, в моющие средства и взрывчатку, в топливо и отходы… отходы… отходы. Да, в отходы! В бесконечные отходы производства.

Тучи плотного дыма, извергаемые этими тремя заводами, что похожи на три головы великого Змея Горыныча, плотно охраняют наш населенный (пока еще) пункт от голубого неба и яркого солнца.

Ха, помню, выехав в первый раз, за пределы малой Родины, я долго не мог привыкнуть к ослепительному солнечному свету и постоянно щурился, одновременно удивляясь незнакомому цвету небес. Да уж… Забавно…

Сброс в реку, легкомысленно протекающую мимо нашего городка, всего, что не смогла современная промышленность превратить в полезное или ужасно вредное для человекообразных существ, изменяет до неузнаваемости виды-подвиды обитателей среды изначально называвшейся водой. Это, конечно же, безусловно, поможет безумным генетикам, пока еще не добравшимся до нашего городка, двигануть когда-нибудь свою науку вперед.

Мы, кстати сказать, не брезгуем употреблять в пищу выловленную в нашей реке рыбу, или раков… или ракорыбов, каждый раз, от души смеясь над многообразием форм всего ж-живого на Земле, вернее – в воде… вернее – в как бы в воде…

Более того, горожане имеют, возможность выбирать то существо, которое лучше всего соответствует эстетическому вкусу того или иного покупателя! Правда, вкус предпочтенного чуда-юда, в смысле – пищи, не всегда бывает такой же ожидаемый и веселый, как внешний облик купленного деликатеса-мутанта. Но это уж как кому повезет…

Впрочем, я отвлекся.

Так вот, родиться мне пришлось на заводе, в цеху двойного суперфосфата или триполифосфата, уж точно и не знаю. Кстати, не в самом вредном цеху, если считать и другие химкомбинаты нашего милого городка.

Что же дальше? Дальше, как легендарный Тиль Улиншпигель, я трижды крестился.

Сначала, пытаясь обмыть мое новорожденное кричащее и сморщенное тельце, один из радостных рабочих, на вопрос врача: «Есть у вас тут горячая вода?», вместо ответа принес и плеснул на меня обжигающий, ржавого цвета, кипяток (другая вода в трубах на заводе не текла).

Потом, по пути в реанимацию, машина – карета скорой помощи, избегая столкновения с потерявшим управление грузовиком, рухнула в зловонный ручей, по которому в нашу местную реку, как я уже говорил, неслись со всех химических производств сточные воды. Врач и медсестра, надышавшись ядовитыми испарениями, отравились и скончались на следующий день в районной больнице при ужасных мученьях. Моя бедная матушка, которая тоже находилась в машине, к сожалению, не умела плавать и утонула. Поскольку она не была замужем и не успела, в силу сложившихся обстоятельств, сообщить, кто же являлся моим папашей, я стал сиротою.

Д-а-а…

Но зато я выжил! Не утонул. Меня самоотверженно выловил водитель скорой помощи! Таким образом, и состоялось моё второе крещение – купание в отработанных химреактивах, в «речке-говнотечке», как ласково ее называли люди в наших краях. Шофер перевернувшегося медицинского автомобиля, вылез с младенцем (со мною) на дорогу и, словно лунатик в бреду, как сомнамбула, пугая редких чахлых прохожих безумным видом своим, нёс меня на руках по знакомому ему маршруту в приемный покой.

И тут небеса разверзлись, сверкнула молния, забарабанил шаманским бубном гром, и из туч полился токсичный кислотный дождь, обычное явление в наших краях.

Так я был крещен в третий раз…

В детском доме, как и полагается городу гигантов химической промышленности, мне присвоили соответствующее гордое имя: Нахим. Со скрытым смыслом: рожденный НА ХИМпроизводстве. До сих пор не могу понять всерьез или в шутку они меня так назвали… Ну, а фамилию… фамилию оставили мамину…

Правда, уже там, в детстве, в яслях, детсаде и в школе все путали мою простую фамилию и сложное имя, к чему я привык и не обижался. Чаще всего называли меня Павлом Нахимовым, а не Павловым Нахимом, как следовало из документов.

В районном детдоме прошло всё моё сиротское отрочество. Я рос, играл и шалил как все мои сверстники вокруг. Учился, питался и воспитывался как все. Гулял в парке, огороженном железным забором с колючей проволокой по периметру, называемым детской площадкой… как все. Бегал и прыгал по свежевыпавшему снегу, который, попадая на землю нашего города химиков… то есть – химикатов, становился похожим на бескрайнюю яичницу глазунью, также шкварчал и кое-где вздувался желтообразными пузырями… Впрочем, скакал я и кидался снежками, как все… Как все ел кашу, сваренную на молоке коров, пасущихся на лугу в центре треугольника, образованного градообразующими производствами. Пил это молоко кипяченым перед сном, так же… как все.

Кстати сказать, то же самое молоко давали за вредность и всем работникам этих производств. Возможно, его попивала и моя покойная матушка во время своей беременности мной. Иначе как объяснить, почему мне безумно нравилось любое блюдо, содержавшее хотя бы грамм этих замечательных естественных выделений наших городских коров?.. «Далеко, далеко под трубой пасется кто?..» – моя любимая детсадовская загадка.