Сергей Четверухин - Жи-Ши

– Надеюсь, ты не сочиняешь песни, ма шер? – он усаживает меня в кресло, а сам расхаживает вокруг в белом балахоне, похожем на японское кимоно, каким его скроили бы по заказу самураев две милых гейши – Дольче и Габбана.

– Я пробую, но, к сожалению, не очень получается… пока…

– Что не получается? Не сочинять? Или не «не сочинять»?

– И то… и другое.

– Вот и славно. Меньше времени потратим на борьбу с самовыражением. Играешь на чем-нибудь? – он перебивает мою попытку подискутировать о самовыражении. Его волосы туго стянуты обручем на макушке. Серебряным обручем с маленькой изумрудной диадемкой над левым ухом, идеальным аксессуаром стареющих девственниц.

– Играю. На пианино, немного на гитаре…

– Прек-красно, ма шер. Когда артист сам играет на инструменте, он выглядит правдоподобным. Гитара в руках, знаешь ли, добавляет здорового реализма… Люди такому артисту верят. Изобрази-ка что-нибудь? – он кивает на рояль, он сам меня просит. Сам просит, прежде чем не дослушать до конца ни одной моей песни.

Даже «Killing me softly».

– Отличная вещь, уважаю твой выбор, – он громко хлопает в ладоши уже на середине первого куплета, – да только – в жопу RNB! Это не для нашей страны.

Он колеблется несколько секунд с таким видом, будто решает, достойна ли я того, чтобы посвятить меня в некое тайное знание. Колеблется, но все же выливает мне на голову целый ушат своих соображений:

– Ты посмотри, сколько вокруг нас маленьких смазливых кукол поет RNB! Все эти фабрики-хуябрики… каждая вторая белая тупоголовая малолетка блеет, изображая из себя негритянку! Коза египетская! Когда вокруг чего-то очень много, это что-то резко обесценивается. Закон бизнеса! А мы – не поверишь – зарабатываем деньги! Понимаешь? – Он переводит дыхание и деловитым тоном продолжает задавать мне вопросы:

– Надеюсь, ты не фанатка RNB?

– Надеюсь, ты не относишь себя к тупоголовым малолеткам? Хотя ты – белая надо признать…

– Надеюсь, тебя не коробит, что я матерюсь? Не обращай внимания, злобный мэсседж отсутствует… я ничего не имею в виду… просто привычка… Когда я говорю «блядь» – я не имею в виду падшую женщину, «блядь» это что-то типа… «аминь», что ли… – он кивает мне головой и продолжает не дослушивать до конца мои песни.

Даже «Karma Police».

– А ты – девушка со вкусом! – он делает обманное движение, будто хочет захлопнуть крышку рояля прямо на мои пальцы. Громко хохочет, резко обрывает смех, – но ты не умеешь плакать. Признайся, когда ты в последний раз плакала? Когда ты ревела в последний раз? Громко рыдала, в голос, с крокодиловыми слезами? По-настоящему? А? Когда?

Если б я испытывала к нему каплю доверия, я, возможно, припомнила бы ситуацию, в которой должна была рыдать. Но этот павлин прав. У меня в жизни был повод выплакать все слезы, но я не проронила ни одной.

– Вот видишь, ма шер, что я говорил? Нет, определенно жанр плача – не твое. Не будем лепить из тебя Ярославну, – он плещет на дно бокала несколько капель коньяку и протягивает мне:

– Давай! Для связок и эмоций! – я выпиваю, почти не морщась, он выпивает следом, но это не мешает ему продолжать не дослушивать до конца мои песни.

Даже «Jane B.».

– Это что? Шопен, что ли? Этюд?

– Шопен. Прелюдия ре-минор.

– И какой сукин сын присобачил сюда текст?

– Генсбур придумал… для жены.

– Ах да, должен был догадаться, он же постоянно таскал у Шопена.

– Не таскал, а вдохновлялся.

– Тонкое замечание. А что? Неплохо. Можно сделать русский текст и – одним хитом в новом сезоне станет больше, – он чешет нос и пробует напевать, – там-там, там-там, та-та-там… музыка отличная, схавают, авторские за нее платить не надо, уже – плюс, а текст закажем… закажем… хоть Валерке Полиенко. Знаешь его? Для «Тату» писал, для «Зверей»… Только первым синглом эту вещь выпускать нельзя.

– Почему?

– Да все потому же. Темперамент у тебя другой. Ты – экстравертная, заводная, солнечная… Ты такая девочка-витамин жизни! Тебе для начала нужна мажорная песня. И образ нужно под нее делать, – он снова чешет нос, – позитивный. Вроде как все вокруг тоскуют, ноют, транслируют свою неудовлетворенность, а ты уже что-то нашла свое, что-то маленькое, но важное и спешишь поделиться этим с публикой. А? Я прав? Прав? Конечно, я прав. Я не могу быть неправ!

– Подождите-подождите. Какой образ? Вы ж меня еще не послушали толком…

– Я тебя уже полчаса слушаю. Все, что мне надо было, я услышал в первые пять минут. Голос чудный, – мягкий, молодой, но женственный… тембр узнаваемый, над манерой придется поработать. И над образом. Что-то свое для тебя нужно придумать, особенное. Чтобы отличаться от всех прочих ящериц в нашем террариуме.

– Подождите-подождите… Я вас правильно поняла? Вы хотите со мной работать? А как же – обсудить условия, контракт… – Я осекаюсь, наткнувшись на его внезапно застывший взгляд.

– Деточка, усвой сразу и навсегда. Это ты со мной хочешь работать. А я соглашаюсь или не соглашаюсь. Если ты не понимаешь этого, нам лучше сразу распрощаться. В тебе есть что-то. Ты – неплохой материал, который со временем может превратиться в хороший материал, который со временем, если приложить много сил, может превратиться в хорошую заготовку, которая со временем, если очень хорошо поработать и если удача будет на твоей стороне, может превратиться в отличную деталь этой гребаной машины под названием шоу-бизнес. То есть в артиста, востребованного публикой. А про контракты и прочую маяту мы с тобой будем говорить только после того, как ты ответишь мне на пару вопросов. Самых важных вопросов. Вопросов, на которые ты должна ответить, прежде всего, себе. И, без ясных, без твердых, без однозначных ответов на них, даже не вздумай пытаться делать малейший шажок в сторону сцены. Готова?

Я молча киваю.

– Ты очень хочешь этого? – долговязый Гвидо приближается ко мне вплотную.

Ну, какие тут могут быть слова? Я энергично киваю.

– Ты просто очень хочешь этого или, может быть, ты хочешь этого больше всего на свете? – Гвидо наклоняется ко мне, согнувшись почти пополам и заслонив свет. Его пепельного цвета зрачки гипнотизируют меня из-под длинной челки.

– Да, – во рту пересохло, я выдыхаю из себя короткое слово.

– Ты должна мне сказать, ты хочешь этого просто больше всего на свете или настолько больше всего на свете, что готова идти на любые жертвы ради этого? – чертов ариец продолжает допрос. Его челка колышется прямо перед моими глазами, я разглядываю начинающие редеть волосы. Кажется, он натуральный блондин, и это очень не вяжется с его именем. В моем представлении люди по имени Гвидо должны быть жгучими брюнетами. И вообще, у него серьга в правом ухе, как у Элтона Джона. Правду говорил Фил, все продюсеры – пидорасы.