Алиса Поникаровская - Рассказы

Свет дневных ламп в коридорах всегда, даже когда светло, громко гудит, но движение лифта вверх-вниз с грохотом и звоном перекрывает все звуки, и только иногда, поздно ночью, ты куришь перед закрытой дверью, и от этого монотонного звука становится страшно. Ты выпускаешь кольца дыма и, напряженно глядя в никуда, видишь две несущихся в ночи машины, с людьми. Не знающими друг друга, летящими друг к другу на бешеной скорости по черным пустым улицам, тускло раскрашенным вереницей блеклых фонарей, похожих на мертвые восковые лица молчащих кукол, явно осуждающих все живое. Статичность - это так прекрасно! Так непостижимо величественно!

Когда две несущихся машины врезаются друг в друга, и в стороны темных переулков разлетаются фары и бампера, дверцы и мельчайшие осколки стекол, руки двоих сплетаются со странной одинаковой улыбкой на окровавленных губах, ты слышишь, как смеются фонари, хохочут, содрогаясь, тяжелым звенящим гулом, ты затыкаешь уши, и в наступившей неожиданно тишине, всматриваешься в блеклые желтые лица, и каждым нервом ощущаешь безумную, страшную их силу, имя которой - зависть. И тогда все становится легко и просто. Статичность разорвана, кабинка лифта движется вверх. Они удивленно пожимают плечами, не понимая, кто нажал кнопку.

С приходом утра нагрузка возрастает, скрипят плохо смазанные пружины. Ты поднимаешься одним из последних, но кто определит, где конец и начало, а потому не все ли равно, они уже заняли наблюдательные посты своих промежуточных этажей, и у каждого в кармане набор инструментов, годных лишь для причинения боли, в виде капель крови, стекающей в ванну, но ты-то понимаешь, что больше они ни на что не пригодны.

Каждый промежуточный этаж закрыт в своем квадрате, ты иногда гуляешь по ним ночью, невидимый для всех, и тебе не нужно прикладывать к этому никаких усилий, все слишком просто. Они не способны видеть тебя, и только, но это их беда, ты не смеешься, ты проходишь молча, унося в карманах обрывки фраз, слышанных ранее, только что родившихся в твоей голове, и уже растекшихся по бумаге, в виде черных паучков, причудливых и изящных.

Кабинка лифта снова уносит тебя, ты не знаешь, куда на этот раз, но почему-то свято веришь, что чуть ближе к той, полуоткрытой дверце узкого коридора. Сегодня у тебя попутчик. Ты с любопытством разглядываешь случайного соседа, беззастенчиво и откровенно, он явно начинает злиться, что-то негромко насвистывая, и с видимым облегчением выходит в едва открывшиеся двери, и ты не уверен, кому из вас нужно было тут выходить, но дверцы уже закрылись, тебя несет дальше.

Самый последний этаж, ты замираешь, ведь нет же начала и конца, но тут же осознаешь, что последний для тебя, а что там еще - неизвестно, ты успокоенный выходишь и видишь раскрытую створку окна и двух людей, сидящих на подоконнике спинами к тебе, неуловимое движение, и подоконник уже пуст, но ты ясно представляешь сплетенные руки и странную одинаковую улыбку окровавленных губ, ты кидаешься вслед, желая что-то спросить, но уже слишком поздно, ты для этих двоих - один из остальных, с промежуточного этажа, а они уже где-то далеко, и только навязчиво гудят дневные лампы, и, скрипя, отрывается дверца лифта - это за тобой.

Ты садишься в кабинку, и снова по промежуточным этажам, не уходя со своего, ясно ощущая, что это только начало, и до той странной улыбки еще ехать и ехать, главное только поверить, что она будет, когда - это неважно, а потом - разлет механических частей и хохот восковых лиц в дожде стеклянных осколков, и пустые дверцы лифта туда-сюда, туда-сюда...

Резкий звук сирены, служба контроля начеку, и снова плохо смазанный скрипящий механизм - вниз-вверх по промежуточным этажам...

У лифта нет начала и конца. Странно, что этого никто не понимает.

Осколки вчерашних дней умеют убивать. Открывается черная коробочка, лежащая на столе перед тобой всегда.

- Что желаете сегодня? - улыбается щербатый рот, проливая на мятую скатерть красные капли. Вино?.. Кровь?.. Вчера - было? По осколкам босиком, ладонями и губами, закушенными, опухшими... Жаль глаз, что не умеют плакать. Кто подарит тебе свои слезы? Кружка на коленях, продрогший переход, по которому носится ветер, играя клочьями старых афиш. Может, кто подаст... Защитный свет вместо стекол очков, чтобы не видеть количество пальцев, протыкающих тебя насквозь, распинающих тебя на кресте их сумасшедших мозгов... Условный рефлекс. Так это называлось всегда, но... люди, люди, люди же!!!

- Кто? Где? Они?! - хохочет щербатый рот на столике пустого вагона, а за окном - ночь. Ночь и небо в тучах. Ну, хоть бы одна звезда!!! А, впрочем, не все ли равно...

Убаюкивающе стучат колеса, и рука непроизвольно тянется к скальпелю... Скальпель на этот раз? Пожалуйста! Услужливо выплевывается коробочкой прямо в ладонь. Холод металла на миг отрезвляет, заставляет мучительно застыть в напряженном мгновении, остановить его, растянуть на сотни веков. Они проносятся мимо, они тащатся как черепахи, они умирают и возникают вновь, они давят... Ты растворяешься в их безмолвном круговороте, все забывая и все помня, кроме одного. Всё - это что? Пацифик на дверце купе превращается в точку, потом снова растягивается, растет - и вот уже куриная лапка пришпилена булавкой к твоему пальто, иногда ласкает, иногда царапает... Борется за свободу... Призрачное слово... Прозрачное, как только что вымытое стекло с лучами солнца, которые его не видят, и которым не помеха... Которых не остановить...

За дверью - холодный коридор с черными глазницами окон, с безобразно разбросанными пятнами кровоподтеков и синяков. Кожа не греет, и сквозь пальцы и веки протягивает веревки ужас, закрепляется прищепками и виснет, качаясь из стороны в сторону...

- Хочу-ча-ю, ча-ю, ча-ю, - мерно выстукивают колеса. - Ча-ю, ди-ча-ю, ди-ча-ю...

Включаются тормоза, колеса сбиваются с ритма и умирают. На сколько? Одному Богу известно. Богу? Что это? Зачем это? Смешно...

За окном - огни города вместе с кромешной тьмой. Окрошка из света и пятен, с напряженным ожиданием. С замиранием сердца и обострившимся слухом. А вдруг?.. Этот город не первый и не последний, сколько их было до, сколько еще.., но каждый раз - окрошка из света и пятен вместе с напряженным ожиданием: может, здесь?

Поезд стоит долго, ты уже устаешь ждать, ты не можешь больше, тебя развозит по стенам купе, размазывает по голым полкам, по грязному зеркалу, по тусклой лампочке под потолком, ты кричишь, но это едва ли похоже на крик, это не нарушает холод и тишину, это вязнет, липнет и тонет, тонет, тонет... И всегда в самый последний момент: все, не могу, не могу больше!!!, вздрагивает всем телом состав, поезд трогается, поехали... И ты снова понимаешь, что и на этот раз никого... Пора бы привыкнуть...