Джон Кинг - Английский путь

Он проснулся только в два, когда Ингрид уже ушла на работу, оставив ему записку с просьбой зайти попозже. Он выскочил из квартиры и поехал на такси в «Казбах», где сразу отправился в душ, чтобы смыть кровь, дерьмо и сперму со своего члена. Он долго, сжав зубы, тер мылом исцарапанную кожу, пока не отмылся дочиста, стирая вместе с грязью все воспоминания.

Сейчас Гарри потягивал лагер, и его больше беспокоило то, что он потерял остальных, чем то, что он едва не потерял свой собственный член. Экспедиционный Корпус ушел вперед, а он остался. Он допил пиво и вышел из бара, пошел дальше, не разбирая дороги. В голове проносились мертвые образы, образ Болти, человек, бывший ему роднее брата, умер, остался лежать с головой, простреленной вонючим пидором, внук которого подох от лейкемии, а старина МакДональд через двадцать лет выйдет на свободу и все так же будет пить пиво в пабе. Плохие новости, но что может сделать Гарри? Ровным счетом ничего. Здесь он бессилен.

Что он может сделать, разве что зайти в игровой павильон и встать за первый попавшийся автомат среди белобрысых мальчишек, девчонок и старых извращенцев, которые не обратили никакого внимания на вновь прибывшего, и Гарри подумал, что, наверное, он такой же никчемный, как и Болти, жирный ублюдок, оба они одинаковые. Ладно, будет и на его улице праздник, он достал из кармана мелочь, уже приготовившись сунуть ее в отверстие, но тут рядом с ним остановились две блондинистые малолетки, остановились и начали щебетать над сверкающим красно-сине-оранжевым экраном, малолетние блондинки в угнанном «порше», съебывающие от полиции по восточноберлинским улицам к спасительному отверстию в стене, скорость на автобанах главное, никаких ограничений, всем нужно жизненное пространство, летящие вперед, в западный Берлин.

В наше время все гораздо проще, открыты все дороги, в Европе мир, все так легко, блядь, если ты на ЛаВэ, можешь делать все что хочешь, блядь, как вот тот пидор в углу, который смотрит на детей и облизывает губы. Гарри почувствовал, как внутри закипает злость, Персидский Летчик обострил восприятие, этот чел — пидор, ебаный извращенец, европейский отброс, о которых говорили парни в Амстердаме, парни, объединенные крестом Святого Георга, лондонские, ливерпульские и портсмутские, манчестерские и со всех концов страны, и Гарри заставил себя успокоиться, сказав себе, что этот чел скорее всего нормальный, просто хочет поиграть, абстрагироваться от Берлина и всемирной истории, от ебаной Берлинской Стены и холодной войны. Что он так же, как Гарри, хочет всего лишь спокойной жизни без всей этой ерунды. Это безопасная штука, легкий способ для разрядки.

Гарри посмотрел на надпись на экране, зеленые буквы слагались в слова, он чувствовал, как возвращается спокойствие, попытался прочитать, но не смог, в голове что-то застучало, он посмотрел на блондинок, неплохо, в самом деле, но слишком маленькие, совершеннолетние, но все-таки слишком маленькие для такого жирного пидора, как он, снова посмотрел на экран и ударил кулаком по панели управления, потому что написано было ВСЕ НА ЕБАНОМ НЕМЕЦКОМ.

Ебаные пидоры. Как он это прочитает, интересно знать? Он сделал глубокий вдох, стараясь взять себя в руки, потому что он играл в эту игру в Лондоне, в The Unity, это была «Специальная Миссия», хит месяца, сезона, десятилетия. Он знал все правила, опустил монетку, прозвучал сигнал, и мягкий механический голос пригласил Гарри занять позицию, и когда он это сделал, он смотрел на мир уже глазами пилота бомбардировщика, летчика-героя, «Специальная Миссия» великолепно продается по всей Европе, Большого Боба Уэста, ветерана войны в Персидском Заливе из их паба, настоящего Персидского Летчика, хотя говорят, что он наркоман, что он ни дня не может без наркотиков. Гарри громко засмеялся, и девчонки у соседнего автомата испуганно посмотрели на него.

В кабине сидел Крутой Гарри, защитник Нового Экономического Порядка, примерный христианин, готовящийся к бою с окопавшимся на Востоке злобным генералом Махметом, могущественным Махметом и его приспешниками, с империей зла, затаившейся за горизонтом, в мире мрака и кошмаров, феодальных ужасов, где-то далеко, намного дальше свободной ныне Восточной Европы, в заоблачной дали, Гарри заплатил свои евро, и перед ним возникла мишень, похожая на эмблему Stone Island 112, он почувствовал пальцем спусковой крючок, рядом болтали без умолку девчонки, музыка и разрывы ракет грохотали по всему павильону, и Гарри забыл о футболе. Он готовился сражаться за Новый Экономический Порядок, за выпивку двадцать четыре часа в сутки, легализованные наркотики и дешевый секс. Он был готов к бою, вместо члена у него было кровавое месиво, но зато сам он был частью европейской машины.

— Внезапно мне стало страшно в этой всеми покинутой деревне. Я вошел в дом и увидел Манглера и рыдающую женщину. Я спросил его, какого черта он здесь делает, но он сказал мне «отъебись», и я выскочил на улицу, обескураженный и злой. Над головой защелкали пули, так что мне пришлось укрыться за полуразрушенной стеной. Рядом лежал труп девочки; рукой я смахнул червей с ее светлых волос. Совсем маленькая девочка, погибшая, видимо, при бомбежке. Неизбежное зло в борьбе за мир. Неизбежное, даже если ты на стороне добра. Я должен закончить сьою работу и вернуться домой. Я пытался не думать о Манглере и той женщине, потому что это было чудовищной ошибкой, мой мозг уже и так отупел от непрерывных смертей. Где-то впереди, за кирпичными домами, сидел снайпер. Я услышал, как кто-то из наших выстрелил из гранатомета и выругался, увидев, что промахнулся. Я слышал, как кто-то кричит что-то по-немецки. Они не хотели сдаваться, эти немцы. Они дрались насмерть. Перебежками мы двигались вперед, но я уже не понимал, куда мы идем. Ручная граната упала совсем рядом на дорогу, и в панике я бросился в сторону. Я упал прямо в грязь, постаравшись спрятать голову. Из ушей потекла кровь, но это было не так страшно. Я повернулся к двери и увидел мальчика в серой униформе, который смотрел прямо на меня. Думать времени не было, и я выстрелил ему в живот; по его мундиру поползло кровавое пятно. Он упал, молча пытаясь преодолеть боль. Стук сердца отдавался у меня в голове чудовищными ударами, мне было наплевать на этого немецкого ублюдка, потому что я не видел ничего, кроме автомата в его руке. Я выстрелил снова. Не знаю, сколько пуль я всадил в него, я не слышал его крика или стонов. Я выстрелил в голову, и она разлетелась на мелкие части. Кровь и мозги полетели во все стороны, он дернулся и затих. Я стоял и смотрел, чувствуя внутри какой-то холод. Я не знаю, была это ненависть, страх, или раскаяние. Его предсмертный ужас и боль остались у меня внутри. Я сразу понял, что мне никогда не избавиться от этого образа. Я перевернул его на спину и взглянул в лицо, но от него мало что осталось. Я убил его, английский томми с безумным взглядом и в окровавленных ботинках. Тут я услышал крики и выстрелы, и кинулся вперед, ища укрытия. На бегу я оглянулся на труп и побежал дальше, догонять остальных парней.