Ирвин Уэлш - Преступление

Леннокс мчится прочь от аэропорта, в очередной раз думает о том, что пережил Лес, прикидывает, справился ли бы сам он с подобным потрясением. Он — полицейский из отдела особо тяжких, у него есть доступ к базе данных насильников. Сколько раз Леннокс всматривался в фотографии в надежде опознать троих подонков из туннеля. Разум шутил с ним шутки: временами Леннокс готов был биться об заклад, что узнал того или другого — чтобы позднее увериться: нет, не он. Впрочем, Леннокс ненавидел всех насильников без исключения, всех и каждого из этой презренной касты. В его представлении сажать их и было единственным оправданием существования полицейского института. Всю систему для того и придумали — мстить законченным мерзавцам. Всю королевскую рать задействовали, потому что Леннокс объявил войну педофилам. Нет, Рэй Леннокс не полицейский — он охотник, он охотится на грязных скотов, и теперь, когда след взят, его не остановишь.

Леннокс вдруг понимает: из-за рискованного и поспешного бегства от Диринга он перестал ориентироваться в Майами. Оказывается, с Калле-Очо, юго-запада Маленькой Гаваны, он повернул на восток и едет мимо кубинских пекарен и мебельных магазинов, возле которых прохлаждаются, болтают и курят старики небоскребы же деловой части города тают вдали.

Оранжевый цвет и слово «оранжевый» пульсируют в его мозгу. Стадион «Орандж-боул», оранжевая штукатурка на доме Робин. Леннокс притормаживает возле Музея латиноамериканского искусства, ловит юную парочку, спрашивает дорогу. Ему объясняют: надо повернуть налево на Семнадцатой авеню, на ум навязчиво и смутно приходит огромное футбольное поле в колледже. Поиски дома Робин в клубке однотипных улиц напоминают Ленноксу о поисках Нотменовых контактных линз на футбольном поле в Эдинбурге. Леннокс без толку нарезает круги, злится до разлития желчи. «Черная кошка в темной комнате, блин». Отчаявшийся, он уже готов биться о сигнал на руле, как вдруг из ряда зданий словно выступает оранжевый дом.

— Слава богу, — благодарно выдыхает Леннокс, паркуется на противоположной стороне улицы.

Однако выходить из машины не торопится. Осматривает «окровавленные пальцы, пульсирующие болью — так обычно болят зубы. Пока он кружил по Маленькой Гаване, с тылу снова подобралось уныние, характерное для чужака. Здесь он не полицейский. К счастью, на улице тихо, никаких намеков на присутствие полиции. Впрочем, полиция скоро появится либо по Четовой наводке, либо по горячим следам избиения Клемсона.

Леннокс собирается с духом, выходит из машины, давит на кнопки домофона (но только не на кнопку с номером квартиры Робин), кричит:

— Откройте — санэпидстанция!

Раздается щелчок, Леннокс врывается в подъезд. Взлетает по лестнице и барабанит в дверь квартиры, где был всего двое суток назад. Открывает взволнованная Стэрри. При виде Леннокса глаза у нее едва не выскакивают.

— Какого черта ты тут де...

Закончить фразу Стэрри не дано — Леннокс бьет ее лбом в лицо. Тошнотворный хруст и красный фонтан говорят о том, что он сломал Стэрри переносицу. Стэрри кричит, сгибается пополам, пятится, матерится по-испански. Сквозь пальцы одна за другой падают увесистые капли густой крови. Левой рукой Леннокс хватает Стэрри за волосы, вваливается в квартиру, бьет Стэрри головой о дверной косяк. Стэрри сползает на пол, остается лежать и стонать. Леннокс закрывает за собой дверь.

Из гостиной, прихрамывая, выбегает Робин, глаза у нее мокрые, красные.

— Рэй! Где Тиа? Она в безопасности? — Взгляд Робин падает на Стэрри, слова замирают на языке. —Что ты сделал?

— То, что должна была сделать ты или какая другая сволочь, причем очень давно. Кто еще в квартире?

— Никого... Что случилось? Где Тианна?

До Леннокса вдруг доходит: раньше он никогда не бил женщин, если не считать толстухи, которую пришлось осадить; дело было на вокзале Саут-Сайд, девица, вероятно, будучи под кайфом, откусила кусок уха какого-то болвана из числа дежурных. Нет, Стэрри не женщина, она грязная тварь, как Диринг и иже с ним.

— В доме есть оружие?

— Нет... — Глаза у Робин — хоть сейчас на Хэллоуин. Будто она плакала, потом вздумала воспользоваться подводкой для

век, а что сначала надо умыться, ей в голову не пришло. Леннокса тошнит: он чуть не переспал с этой женщиной; тошнота

усиливается при мысли о ее дочери и о собственной невесте.

Робин прижимает к груди кулачки.

— Где Тианна?

— Тианна в полном порядке. С моими друзьями. Что с тобой сделали? Где тебя держали, черт возьми?

— Это все Ланс... Он сказал, мои проблемы с наркотиками требуют посторонней помощи... вмешательства, — заикается Робин, застывает с открытым ртом, осознав бредовость утверждения. — Они же мои друзья... они знали, что для меня лучше.

Я...

Робин умолкает — исчерпала все аргументы. Ленноксу она представляется этакой фабрикой слез, ею владеет нелепое убеждение: если плакать достаточно долго, можно в конце концов исторгнуть самую причину боли. В отличие от типично мексиканского лица Стэрри, скуластого, с пухлым сочным ртом, который еще соблазнительнее становится в гневе, тонкие англосоксонские черты Робин в аналогичной ситуации скукоживаются, мельчают; в данный момент в ней что-то от крыски. Для нас англосаксов, проявления гнева неприемлемы, они нас уродуют; невозмутимая ироничность — вот что мы должны практиковать, приходит к выводу Леннокс. Черты Стэрри, напротив, мельчают от страха. Леннокс поднимает ее с полу, тащит в гостиную, сгружает в кресло.

— Что ты с ней сделал? — снова спрашивает Робин.

— Сама знаешь, что я сделал и почему. — Леннокс тычет в Робин пальцем, поворачивается к источнику сведений, скрюченному в кресле. — Дернешься — голыми руками задушу. Понятно?

Стэрри не без труда кроит презрительную ухмылку, держится за сломанный нос.

Леннокс делает шаг к креслу, лицо его искажено. - ПОНЯТНО?

Вспоминает проваленный допрос. Но сейчас перед ним не Хорсбург, а всего-навсего жалкая оболочка Стэрри, вымучивающая кивок. Леннокс идет в туалет, хватает измаранное полотенце, прежде чем бросить его Стэрри, прикидывает, кто и что им вытирал. Вспоминает о наручниках Робин, устремляется в спальню, вытаскивает наручники из тумбочки. Робин без конца ноет, создает фон. Леннокс приковывает Стэрри к батарее.

— Блин, горячо! — взвизгивает Стэрри; впрочем, полотенце приглушает звук.

— Ничего, потерпишь, — говорит Леннокс, глядя на Робин.

— Рэй, что происходит? — Робин нервно обирает катышки с линялой зеленой водолазки. — Где моя девочка? Ты к Чету ее

отвез?

— Я уже говорил, Тианна в порядке. И нечего мне тут спектакли устраивать. Я, Робин, один твой спектакль уже видел. — Леннокс достает из кармана диск.