Гаетан Суси - Лоскутный мандарин

Лазарь идет дальше по переулку. Воняет сточными водами, гнилыми фруктами и прогорклым маслом. Вязкая грязь, к которой липнут подошвы. Задворки фабрик, складов и гаражей, пустые кузова грузовичков, ржавчина, прязь. Он натыкается на хозяина лошади, копающегося в отбросах. Рядом с ним спокойно стоит его коняга; телега, в которую она запряжена, полна всякого хлама. Старьевщик. Именно это слово он произнес, когда прошлой зимой врач в Клинике задал ему вопрос о его самом первом воспоминании. Старьевщик. Первым его воспоминанием была переехавшая его телега, которую тянула лошадь старьевщика. Ему тогда было пять лет. Дорога была покрыта красноватыми пятнами вербейника, манившими его к себе, как хор ангелов. Мать его отвлеклась на минутку, и маленький Лазарь, рассмеявшись, бросился к цветам. Откуда ни возьмись, на дороге, заняв все ее пространство, с грохотом возникла скачущая лошадь. Лазарь почувствовал то, что, должно быть, чувствует жаворонок, врезавшийся на лету в оконное стекло. Колеса телеги сломали ему ключицу и перебили ноги. Он потерял сознание, испытав необычайно сильное ощущение, будто на него внезапно страшной волной накатило счастье.

Некоторое время Лазарь смотрит на старьевщика, решает, что никаких чувств к нему не испытывает, и продолжает идти своей дорогой. В конце переулка он останавливается. Смотрит на конверт, вынимает из него тысячу двести долларов и кладет триста долларов себе в карман. Дивиденд от акций, унаследованных от отца, которые вот уже тридцать лет приносят прибыль, благодаря умелому вложению денег Гильдией. Лазарь думает о мадам Гинзбург. Он подозревает, что ей страсть как хочется знать, что он делает со всеми своими деньгами (он даже как-то застукал ее сыновей, которые за ним следили). Он пожимает плечами, остальные деньги, сотенные банкноты, убирает обратно в конверт. Пора идти на снос домов. Он в курсе того, что уже какое-то время находится под наблюдением. Каждый день устные донесения о нем поступают самому высокому начальству Гильдии, он знает об этом, у него есть собственные источники информации. Все его выходки и похождения, отказ подчиняться инструкциям, болезнь его прошлой зимой, его ночное буйство на строительных площадках, где, надравшись чуть не до потери пульса, он крушит все и вся, — все эти обстоятельства делают его неблагонадежным в глазах руководства. Еще малейшее отклонение — и его вышвырнут со стройки, заставят в какой-нибудь конторе бумагами шуршать и даже, если называть вещи своими именами, насильно упрячут его опять в Клинику. Так что теперь не стоит на работу опаздывать. И все-таки перед тем, как отправиться на стройплощадку, он прикуривает последнюю сигарету. А потом по заведенному обычаю поджигает от зажигалки конверт, полный сотенных банкнот, и бесстрастно бросает его в колодец канализации.

Ксавье Мортанс не был, конечно, образцом разрушителя, но он был полон благих намерений. Правда, у него была склонность витать в облаках. Иногда для тренировки ему поручали разбить какую-нибудь стену, но во время этого занятия он начинал размышлять о других вещах, забывал о стене и мысленно улетал в облака. Тогда Лазарь так на него гаркал, что парнишка буквально подпрыгивал:

— Ты как ребенок, который по торту стучит погремушкой, — и дальше в том же духе.

Потом мастер брал какой-нибудь инструмент и тыкал им парнишку под вздымавшиеся ребра. Ксавье в таких случаях извинялся, заверял его в том, что учится уму-разуму, и преисполнялся новой порцией благих намерений. Рабочие с симпатией относились к Лазарю. Официально обучение подручного было поручено ему, чтобы он не перенапрягался, поскольку нервное состояние мастера продолжали считать неустойчивым, но большинство разрушителей рассматривали решение Гильдии как дисциплинарную меру, примененную к нему в качестве наказания за многочисленные случаи неподчинения. Вместе эта парочка долго не протянет. Так они говорили. У одного из них раньше или позже крыша поедет.

Когда наступало время обеда, Лазарь обычно отдавался второй своей страсти после разрушения — кожаному мячу. Съев сосиски, он отходил от остальных и тешился, играя мячиком. Вытянув руки в стороны, как будто изображая самолет, он перекатывал мячик с тыльной стороны ладони левой руки до тыльной стороны ладони правой, балансировал им на затылке, подбрасывал вверх, ударяя головой, и выделывал другие затейливые штуки. А от удара ногой его мяч улетал быстрее пули.

Но в тот день мастера так мучили спазмы в желудке, что ему было не до мяча. После еды Лазарь так и остался сидеть, хмуро глядя перед собой, положив одну руку на живот, пока его товарищ по работе чесал ему спину под лопатками, чтобы хоть как-то облегчить его мучения.

Ксавье завершил немудреную трапезу. Ему очень нравились розоватые кирпичи, и он решил возвести из них маленькую стенку — просто так, от нечего делать, как иногда строят карточный домик, чтобы убить скучное время в ожидании задания на оставшуюся часть рабочего дня. Лазарь взял камень и запустил им в стенку, которая тут же рухнула. На глаза у Ксавье выступили слезы. В этом поступке он не видел ничего, кроме явного, ничем не прикрытого издевательства, сознательного глумления над ним со злым умыслом, здесь и намека не было на то, чтобы поделиться с ним профессиональными навыками работы. Подручный решил пойти и сказать своему молодому наставнику, что тот поступил несправедливо. Глядя на приближающегося паренька, Лазарь скалил зубы, хоть его и терзали судороги. Приятель, чесавший ему спину, сказал Ксавье, что их работа разрушать, а не стеночки такие маленькие строить, хи-хо-хи-хо. Но Ксавье (возмущенный) возразил, что это не повод для того, чтобы творить несправедливости. И подручный начал вполне сдержанно излагать свои взгляды, чтобы окружающие не подумали, что в нем клокочет злоба или что он говорит сгоряча, наслушавшись злых языков, — он сказал, что сосиски и выпивка по выходным доводят Лазаря до приступов, если называть их своим именем, гибельного поведения, да и организму его это не приносит пользы, от того его и мучают судороги. Пока Ксавье говорил, ухмылка сошла с лица Лазаря, но Гроза Стен держал себя в руках, позволяя подручному высказаться до конца. Потом, желая показать, что не таит на начальника зла, в знак примирения Ксавье решил принести Лазарю его мяч. Но именно в этот момент судьба решила сыграть с ним злую шутку. Как только подручный коснулся рукой мяча, тот будто ожил и, подпрыгнув, вырвался из рук; Ксавье сделал шаг, чтобы схватить мяч, но нечаянно ударил по нему ногой, и мяч вылетел на середину дороги, по которой мчался грузовик, — нарочно такое не придумаешь! От взрыва мячика, попавшего под колеса, у Ксавье волосы встали дыбом.