Гаетан Суси - Лоскутный мандарин

Когда начался антракт, Пегги понадобилось несколько секунд, чтобы стащить его с кресла. Ксавье к нему как будто приклеили… Он вышел из зала, опираясь на спинки других кресел, совершенно ошеломленный. В толпе снова послышались крики подстрекателей:

— Скандал! — кричали они. — Скоро здесь все развалится! — и дальше в том же духе.

Время от времени с потолка падали мелкие куски штукатурки. В фойе, где напитки подавались в соответствии с сухим законом, царило оживление (но если вы знали, какие слова сказать официантам, они под прилавком могли плеснуть вам в стакан чего-нибудь горячительного). Некоторые зрители уже покидали театр, потому что все игры и забавы остались в первом отделении; во второй части представления давали «Лоскутный Мандарин» — музыкальную пантомиму, и чтобы понять, о чем был этот спектакль, даже культурному зрителю надо было быть семи пядей во лбу. Некоторые дамы, одаренные тонким восприятием культуры и искусства, уже предвкушали удовольствие, которое им доставит этот шедевр, но их спутники тоскливо зевали, готовясь к скуке всего этого представления. (К счастью, некоторые критики до небес превозносили «потрясающие сценические эффекты» спектакля.) Ксавье болтал не умолкая, будто бредил в горячке. Он пытался рассказать обо всем, что совсем недавно видел, как будто Пегги в концертном зале не было. Он бессвязно бормотал что-то о Максе — Зайце-Пожарном, — одетом в карнавальную маску, изображавшую счастливого грызуна; артист так отбивал чечетку и скакал из стороны в сторону, что Ксавье казалось, будто он, как бабочка, порхает в воздухе (подручный понятия не имел о марионетках, которые делают то же самое, когда кукловоды дергают их за невидимые ниточки). Пегги слушала его, время от времени касаясь его рук, холодных как лед, потому что половина крови его тела прилила к пунцовому лицу, а другая — к сердцу. Тут едва не случилась настоящая катастрофа. Мимо нее прошел мужчина с сигарой, так близко, что едва не прожег ее матроску. (Надо сказать, что девушка-продавщица сказала Пегги, когда та покупала блузку, что ткань могла загореться даже от пристального взгляда). Пегги возмущенно посмотрела на незнакомца, как сильно рассерженная маленькая девочка. И вдруг за спиной Ксавье она снова заметила Лазаря-Ишмаэля в нелепых в это время солнечных очках. Губы молодого человека беззвучно шевелились, словно он произносил ее имя: Пегги Сью О-Ха-ра. Потом он глотнул из своей фляжки и утер рукавом рот.

Ксавье обернулся, чтобы взглянуть на то, что вызвало такое странное выражение на лице Пегги. Он спросил ее, в чем дело. Она ничего не ответила. Представление вот-вот должно было продолжиться, пора было возвращаться на места.

Они оказались в Китае. Со всеми его пагодами, сужающимися к концу бородами, спускавшимися до колен, нестрижеными ногтями, длинными, как лезвия перочинного ножа, и слугами, падающими на живот по мановению длинного ногтя хозяина. На декорациях виднелись горы, фарфор, соловьи и рахитично изгибавшиеся деревья гинкго. История заворожила Ксавье с самого начала. Молодой Мандарин безукоризненной внешности был единственным утешением и гордостью печальной матери — вдовствующей императрицы, носившей траур после кончины супруга. Жила императрица очень замкнуто, все время оплакивала покойного мужа, украшая цветами его статую, которая стояла в центре сцены. Но каждый вечер она уединялась в маленькой пагоде, вход в которую был для всех закрыт. Там она в большой тайне проводила все ночи напролет. Как-то утром, опоив императрицу сонным зельем, несколько ведьм отвели, молодого Мандарина в маленькую пагоду. Они сняли покров с ширмы, и взору его предстала нарисованая картина, изображавшая мать Мандарина, когда та была молоденькой девушкой, вместе с мужчиной — морским офицером в форме западной страны, один глаз которого, как у пирата, закрывала повязка. На руках этого мужчины, которого Мандарин никогда раньше не видел, сидел маленький хорошенький, как кукла, ребенок. И тут ведьмы, кружившиеся в танце, как разъяренные фурии, сказали молодому вельможе, что этот ребенок, изображенный на картине, не кто иной, как он сам, а неведомый офицер — его настоящий отец. Разгневанный тем, что они ничего не сказали ему заранее и оскорбили память человека, которого он всегда считал своим отцом, молодой Мандарин, который на самом деле оказался незаконнорожденным, причем его отцом был до кончиков пальцев иностранец, впадает в ярость, вынимает из ножен меч и пытается расправиться с ведьмами. Но он не в силах противиться чарам злых колдуний, которые с помощью магии рвут его на части («потрясающий сценический эффект»). Первое действие завершается тем, что руки и ноги молодого Мандарина оказываются разбросанными по сцене. Пальцы рук сжимаются и разжимаются; голова рыдает; публика замерла в оцепенении.

— С тобой все в порядке? Ты в этом уверен? — спрашивает Пегги.

С губ Ксавье слетает чуть слышное «да», он побелел как полотно.

Второе действие: безутешная вдова, потерявшая сына правительница императорской крови, приветствует посланца таинственного Чародея, живущего в горах, вечно покрытых снегом. Он заявляет, что может оживить молодого Мандарина; для этого ему нужна лишь отрубленная голова юноши. В следующей сцене, во время которой по телу Ксавье прошла мелкая дрожь, принцесса вынимает из сундука голову сына, которая все еще жива (это та же самая голова, что и в первом акте пантомимы): глаза моргают, по щекам тихо текут слезы. Зрители в недоумении обмениваются взглядами, изумленно спрашивая друг друа:

— Как же они, черт побери, умудрились такое вытворить?

Второе действие завершается появлением на сцене молодого Мандарина, ставшего теперь «лоскутным». Чародей вернул его к жизни, дав ему тело тигра, две собачьи лапы вместо ног, крылья пеликана и крысиный хвост. Только голова этого невероятного существа была головой молодого вельможи. При виде этого зрелища повелительница императорской крови от ужаса кусает себе кулак. (В тот же момент тот же жест повторяет Ксавье.)

Третье и заключительное действие: схватка с Чародеем, которого повелительница заключила под стражу. Она приказывает накрыть лоскутного Мандарина покрывалом, чтобы вид его не смущал ничьих взглядов. Входит Чародей, ноги его закованы в цепи, лицо скрывает маска. Императрица повелевает ему объяснить, что произошло (струнные и духовые инструменты взрываются резкими звуками). Чародей ведет себя надменно, как виолончель, вместо ответа подходит к сотворенному им чудовищу и срывает с него покров (императрица от омерзения закрывает лицо руками). Чтобы доказать, что это лоскутное существо, несмотря ни на что, и вправду является сыном императрицы, он пришлепывает ему на череп прическу молодого вельможи. Только теперь Чародей срывает с лица маску, которая закрывала его все это время. (Ксавье в испуге прикрыл лицо руками, но все-таки решил в щелочки между пальцами подглядеть, как развиваются события.) В этот самый момент резкие звуки музыки достигли безумного апогея. Глаз Чародея закрывала повязка! Он был не кто иной, как таинственный морской офицер, нарисованный на ширме, который, как нагло заявили злые колдуньи, и приходился Мандарину настоящим отцом! От этого поразительного откровения императрица замертво падает на пол. А Мандарин убеждается, что ведьмы говорили правду, и теперь, когда они снова появляются на сцене и заводят дикий хоровод, он понимает, что те с самого начала действовали в сговоре с жестоким Чародеем. В последней сцене бредущий нетвердой походкой Мандарин в одиночестве умирает от горя, с мыслями о том, в какую бездонную пропасть отчаяния он попал, превратившись для всех жителей империи в безродного выродка. Слабо подрагивают его пеликаньи крылья. Раб тайком привязал голубя к кончику его крысиного хвоста. Птица хочет взлететь, но не может оторваться от пола, как узник, заточенный в темницу. На этом спектакль и завершается, сходят на нет кипевшие страсти.