Стив Айлетт - Атом

— За нами хвост, — говорит Атом.

«Амбиции появляются там, где я сторожу их. Абсурдно верить, что природа разрушает нравственность подобно тому, как мы не годимся для того, чтобы судить суетливые существа в наших стенах. Они чужие нам, и какова будет мера их величия или безрассудства? Насекомые не одеваются. Они корчатся и дрожат, очевидно, по превосходным причинам. Их защита растёт изнутри. И пока наше время проходит, вина идентична прогрессу. Жаркая смерть приближается, и в мои мечты врывается топот суставчатых конечностей членистоногих».

— Темнеет. Это основная тональность?

— Потом станет благочестивой и умоляющей — там целая глава про усики. Он зовёт их любовными хлыстами.

— Тут он прав, — выпаливает Атом. Он прячет своё внезапное смущение за импровизированным выражением яркого самодовольства. — А, солнышко, вот куда мы поедем — Центральный вокзал Светлопива.

Мэдди бросает на него испепеляющий взгляд и жмёт на газ.

— Взяла отказники? — спрашивает Атом, когда они входят на вокзал.

— Думала, ты взял.

— Как мы умудрились оба уйти без пропускных плащей?

— Я не в настроении, — говорит Мэдди. — Вот ящик.

Атом распахивает дверь одноразовым кальмарключом — внутри управляемый криокулер. Мэдди вытаскивает его и изучает пульт.

— Некислая система.

Атом жмёт на расконсервирование, и во все стороны вырывается пар. Он откидывает крышку, чтобы бросить взгляд на белый гриб компактных извилин, и немедленно захлопывает её.

— Здесь не самое лучшее место, — решает он. Закрывает камеру хранения и ломает твердосмольный ключ в замке.

Они бредут через вестибюль, Атом тащит кулер за ручку.

Посмотрев на Атома в вентиляционной шахте, он не может рисковать и пытаться убрать его из Эсхатологической винтовки. Так что Нек перещёлкивает ограничитель на «Доводе», превращая его в полное эго. Его намерение заводится до максимума.

Припарковавшись в переулке за Центральным вокзалом, он проверяет оружие в свете фар. Жестяная дверь бумкает и открывается — он выдвигается за неё, дождь капает со ствола «Довода». Атом появляется с ящиком кулера. Клин тёмного вещества обтекает вокруг другой его руки.

— В последний раз, когда я это видел, оно выглядело как стеклянный пистолет. Из чего он сделан?

Уставившись в дуло упрёка Нека, Атом быстро справляется с собой. — Карбон, — говорит он.

— Давай сюда череп в переноске.

— А что на обмен?

— Если бы ты не был таким умником, я бы дал тебе совет. Но идёт дождь. И кем бы ты ни был, это становится ясно. Извини, но для тебя история закончится неприятно.

Когда Нада Нек давит на спуск, его засасывает в ручку винтовки как сморщивающийся воздушный шар, кости мелятся в муку и струёй бьют из дула вместе с потоком крови, плоти и воды. Невоздержанный бандит опустошён и мерцает. Розовое облако вьётся перед Атомом. Оружие, повисшее в воздухе, падает и лязгает по земле.

Атом выезжает на машине Нека на Улицу Засад, и в это время Мэдисон появляется с другой стороны. Атом перескакивает в другую машину, и они, визжа колёсами, уносятся прочь. — Хвост всё ещё здесь, — говорит Мэдди.

— Кто это? — цедит Туров.

— Кэндимен. За ним Эдди Термидор. За ним кто-то вообще больной.

Стоящая на обочине патрульная машина вспыхивает мигалками и разворачивается за ними.

— И мёртвый.

Мэдисон уходила с Центрального вокзала со скомканным плащом в руках, и толпа преследователей приняла его за тыкву. Теперь Атом откидывает крышку и достаёт образчик. Податливая плоть блестит холодным потом. Мэдди кидает беглый взгляд.

— Странно выглядит, правда?

— За нами едут четыре машины, а вы обсуждаете… — Туров наклоняется вперёд и видит мозг, его тирада обрывается. Голос начинает шипеть.

— Оно?

— Та самая ось дерьма, — бурчит Атом. Он чувствует жёлтые волны, выжирающиеся из тыквы и окрашивающие воздух. — После похорон нас отправляют на чердак и забывают, но только не его. Спорю, этот красавчик весит пять фунтов. Можно его использовать как боксёрскую лапу. Я не к тому, что он действительно этим занимался. Кирлиан дерьмовый.

Они сворачивают на Синг, свирепо раздирая шины. Фары, мечась, выхватывают уличные скандалы и граффити.

— Могло так быть? Он всё ясно видел. Просто кричал не с той стороны лица.

— Думаю, зависит от его защитных реакций.

— А книги не были его защитной реакцией? — спрашивает Мэдисон, когда они выезжают на Автостраду Портис.

— Искусство — взрывающийся сэндвич.

— Тогда всё сходится. Но что, если она поддельная?

— Чтобы распознать подделку, надо определить разницу, верно? Но если это другая работа, почему её классифицируют как подделку? Потому что какие-то идиоты не могут отличить одну работу от другой?

— Ах ты мой малыш.

Фонари автострады мелькают сзади неё, она выдувает ему поцелуй, который вскрывает его швы.

— Почему мы едем за Коротышкой, мистер Кэндимен? Почему он в машине умника?

— Знаешь, Джоанна, когда я смотрю на тебя, понимаю, как далеко ушла наша раса.

Джоанна поворачивается назад и выдаёт небрежную улыбку.

— Дураки будут уверять, что не занимают позиций, умные — что занимают. Врут и те, и другие. Имена пленяют, чтобы записать. Не попадай в плен к своему имени, мальчик мой.

— Хотите, я могу бобануть машину, мистер Кэндимен?

— Используй «Ингрем» — оскорбление не работает в качестве посмертного оправдания. И чуть побыстрее, будь любезен.

Джоанна думает так медленно, что видит всё вокруг во временном промежутке — для его сознания они сдут со скоростью четыре сотни миль в час. М11 поднимается в его руке медленно, как часовая стрелка, и пламя летит в закрытое окно — лобовое стекло изрывается наружу.

— Держись за свою шляпу, Джоанна, — кричит Кэндимен сквозь шум автострады. — Быть мишенью, кто бы ни стрелял, весьма неприятно.

— Может моя жизнь двигаться чуть быстрее? — лает Термидор с заднего сидения. За рулём Сэм «Сэм» Бликер, он не отвечает; по совету Брута Паркера он регулярно практикует технику обрезания негативного внутреннего диалога, посему удерживает внимание; для этого он заявляет себе: «Я тот, кто идёт по пляжу / стреляет в президента / пинает монашку» или что там навевают обстоятельства.

— Цени-ка, — бурчит Термидор, снова откидываясь назад и глядя в окно. — Все лица плоские, как у совы, поток жизни бьёт их о стены тупиков. Всё убрано в образе их близких. Это кротость, к которой я склонен относиться терпимо, понимаешь ли. Что я хотел сказать, для разрыва штатов трудно было бы найти лучшее время. Знаешь, иногда сделка портится быстрее бананов, но сейчас энтропия играет на стороне тех, кто влияет на мой образ жизни. — Он снова наклоняется вперёд. — Эй, Сэм, машина гейская — вместо подушки безопасности разворачивает гигантский рахат-лукум. Запирай Еврокарт, чтобы вышел чистый выстрел, ага?