Стив Айлетт - Атом

— Проклясть человека — нелёгкая работа. Просто залейте ему глотку.

Он шагом идёт к двери, как лев, и быстро оглянувшись назад, делает ноги. Держа воздух открытым для удара из окрестностей, он идёт через пролом в шифере и батисте, сходящийся за его спиной, летает над башнями и потрясающими монументами; сужающиеся дистанции несутся по венам, пространство бесподобно разбивается. Блуждающий беспорядок захлёстывает геологию, дырявит побережье зелёным. Тропические лодки полны народу, голубые и красные одежды, жаркие капли глубокого лета, иллюзии сочатся из нектара, как амазонский яд. Он ведёт безгласую науку в горы, указывает на землю под тающими облаками, торопит… Потом он проглатывает богов и засыпает, и во сне он — мэр кошмарного города, неподвижно лежащий в маслянистом переулке.

Президент выходит на сцену с прожекторной улыбкой и окопами глаз. Его седые волосы — ледяная упаковка злого кипения головы. Гром ударов слева приветствует его выход.

Гон компании медленно сужается до тонкого фокуса.

— На плоде свободы есть пятна, — объявляет он. — Их зовут выборы. Человека делают лозунги. Я возглавил важный переход от правительства, равнодушного к одобрению людей, к такому, которое принимает это одобрение как данность. Я решительно готов завершить этот переход, хотя он и непопулярен. Я не намерен укреплять плацдарм, чтобы потом спустить его на гадских пеликанов.

После аплодисментов объявляют мэра, и когда Атом выходит в подходящем плаще, все отрицают то, что видят — им сказали, что будет мэр, значит, мэр будет любой ценой. Можно было и не париться — среди мэров такая текучка, что никто не способен угнаться за ней и запомнить их имена или внешность.

— Мистер президент, — разнузданно говорит Атом, — это была потрясающе лукавая речь. Я уверен, каждый ублюдок в зале присоединится к моей благодарности. И пока вы не вернулись обратно в ад, я хотел бы подарить вам скромный символ нашего соучастия. Мы с прочими власть имущими думали долго, тяжко, до набухших вен, что могло бы подойти. Возможно, что-нибудь символичное? Что-нибудь такое дурацкое на память? Мы на этот счёт неплохо посмеялись. Но было решено вручить то, что вам действительно нужно. Так что вот вам мозг, в эдаком холодильничке. Надеюсь, он доставит вам удовольствие.

Атом передаёт криоящик, и лучащийся президент открывает его. В буре оваций они с Атомом обмениваются рукопожатием перед стробовспышками фотоаппаратов, ящик наклоняют, как дарственную тарелку.

— Мистер президент, — говорит Атом сквозь тиски улыбки, — в день, когда памятник Аврааму Линкольну посмотрит в сторону с жуткой тоской и шагнёт вниз, как гигант Харрихаузена, ваши яйца раскатаются в блинчики.

ДНЕВНИК АТОМА

Сова с лицом, похожим на всасывающий вентилятор. Филигрань золотого трубопровода, потеющего корневой водой. Гигантский кролик в рулевой рубке пропавшего контейнеровоза уставился вперёд, дёргает носом, игнорируя установленное оборудование радиопеленгации. Зеркально ледяное небо. Моросящий дождь. Засеянное поле едва начинает проламываться.

Гарпун Спектр закрывает портфель из несброшенной кожи ящерицы и встаёт, дабы скрыть результаты подсчёта. В глазах Блохи Лонцы беспомощное выражение. Это должен был быть его праздник, но он чувствует, что его забыли, как вчерашний воздух.

— Мы собрались здесь, — говорит Спектр, медленно прохаживаясь, — чтобы рассказывать солёные истории вокруг костра нашей злобы. Чтобы раскрыть сундук с сокровищами наших воспоминаний, пока мы льём горькие прощальные слёзы. Чтобы придать крупицу смысла той вынужденной десятой ошибке, как мы называем наши жизни.

Судья, фигура из расплющенной серой шпаклёвки, падает духом.

— Боже всемогущий, Спектр, — говорит он, стискивая лицо в попытке прийти в себя, — хватит уже, просто скажи — в чём твоё доказательство?

— Обещаете не смеяться?

— Скромность бесполезна, если все согласятся с тобой, Спектр, — не испытывай её.

— Мы все учимся, Ваша честь. Мы все можем извлечь урок, буйствуя на митинге косвенных доказательств, что мой учёный оппонент избрал, дабы обозначить свой случай. К бесконечной чести моего подзащитного, он ещё не перебил многих из нас за то, что мы такие тупые и тормозные. Уязвляет нас, если приходится. Компетентный адвокат может выстроить шокирующие факты за две ваших земных минуты, при-сяжные леди и джентльмены. И меня искушает возможность ускорить дело, бесстыдно флиртуя с некоторыми из вас — особенно с вами, мадам. Да, вы, с большой причёской. Не говорите, это запрещено. Да, леди и джентльмены, я склонен ввести ваши налоговые доллары в пузо первому присяжному, который на моих глазах спасёт моего клиента. Но давайте не пойдём домой кратким путём. Ещё рано на покой, но пора про-снуться к завтраку из опечаток. Надо отскоблить мотыльков с прожекторов правды, потом переключить эту херню на дальний свет. О, давайте я не буду начинать с этого. — Спектр замирает перед присяжными, как бы что-то обдумывая. Он задёргивает занавеси на своем сердце, застёгивая пуговицу. — Мне вспомнилась библейская история, в которой пастухи не могли прекратить смеяться. И ангел Абрасакс спросил их: «Почему вы смеётесь?» А пастух, который смог ненадолго взять себя в руки, ответил: «Как внизу, так и наверху». История насыщена действенными трупами, которых прямо как нас с вами хлещут за нашу человечность тупицы с глазами, заблудшими в науке. Настолько ли необратим грех, как корявая скульптура? Можем ли мы овладеть средством от него? Посмотрите на Блоху Лонцу, присяжные леди и джентльмены. Посмотрите на это заряжаемое с дула лицо, неспособное на сознательный обман. Это выражение лица человека, укусившего восковой фрукт. У него уши, как пневмотормоза. Каждый хотя бы раз в жизни смеялся над ушами Блохи. Некоторые из нас объединяли несколько подобных хакерских взрывов, чтобы образовать залпили «шелуху» веселья. Но мало кто будет отрицать, что им Бог послал информанта. И не делайте ошибку, именно таков он. Ушастый псих, как прежде его отец.

— Мистер Спектр, — говорит судья и замирает, чтобы собраться с мыслями и представить свои доводы. — Вы осознаёте, мистер Спектр, что вы адвокат защиты? Предполагается, что вы будете спорить насчёт невинности вашего клиента? Что такого захватывающего в человеческих ушах?

— Вот действительно важный вопрос, правда, ваша честь? Контекст решает всё. Возьмите мёртвую, сухую молекулу из апельсина, взвесьте её на пальце — совер-шенно бесполезна для чего бы то ни было. Но поместите её в коробку мюслей, и она уже — золотая пыль, и люди будут искать её. Вы тоже так должны, присяжные леди и джентльмены. Вы явственно слышали чистосердечное признание моего клиента, что он похитил фрукт. Офицером, который совершил арест, был Ланг Муссолини, а он, нельзя не признать, знает, что делает. Вы слышали заключение эксперта, что ни один человек не мог бы приблизиться к фруктовому ларьку на Улице Посфорд, не обнаружив себя. Нам показали математику, угол обзора, теорию. И парад предположительных извращенцев, пропитанных самоуверенностью, дабы утверждать, что они способны вспомнить стильные события дня два года назад. И на кого они указывают? На нашего мистера Супер Уши. Могут ли эти противоречия затолкать милосердие в камеру? Если так, пускай человек вернётся к гнёздам вулканов.