Юрий Рытхеу - Вэкэт и Агнес

Вэкэт остановил упряжку, крепко вколотил палку в твердый, слежавшийся снег и огляделся. Справа тянулась граница окованного льдом моря. На всем расстоянии, сколько мог охватить взгляд, торчали нагромождения ледяных обломков. Между торосами и береговыми скалами под глубоким крепким снегом спряталась узкая галечная отмель. По ней и пролегла дорога Вэкэта. Снег был девственно чист и нетронут, едва намеченные следы полозьев тянулись далеко.

Торосы уходили в морскую даль, до уныния однообразную и наводящую скуку.

Вэкэт посмотрел влево. Невысокий берег продолжался на юг плоской равниной — тундрой Академии. Лишь на самом горизонте различалась горная цепь. Она светилась и сверкала в лучах долгой зари. По вычислениям астронома полярной станции солнце покажется послезавтра — четырнадцатого февраля. Где-то невдалеке отсюда в двадцатых годах поселилась канадская колония, посланная великим авантюристом Арктики Вильялмуром Стефансоном. По его теории поселенцы должны были существовать лишь за счет продуктов, добытых охотой. Советское правительство послало за горе-колонизаторами специальную экспедицию, но в живых нашли лишь эскимоску Анну Блежджек.

Путь Вэкэта лежал далеко в стороне от бывшего поселения американцев.

Вэкэт еще раз поглядел на далекий хребет. До него отсюда километров шестьдесят. Если ехать напрямик, за сутки можно добраться до гор, а там по наклонному плато до южного берега можно катиться даже без собак.

Вэкэт вернулся с собаками. Передовик Лелю вскочил навстречу. Лелю — неплохой пес, но по молодости своей любит ласку и шалости. Поэтому старые собаки не очень уважают его и часто отказываются признавать его власть. Однако Лелю хорошо знал команды, умел угадывать малейшее желание каюра. Он уверенно чувствовал себя впереди упряжки. Вэкэт не очень любил Лелю, хотя и ценил его. Каюр погладил пса, осмотрел его лапы, вычистил набившийся между когтей снег.

Вторым от корня был припряжен Эльгар, совершенно белый, без единого темного пятнышка пес. Рассудительный, мягкий, справедливый, он был намного умнее Лелю, но обстоятельства сложились так, что ему не пришлось получить высшего собачьего образования. Поэтому он и плелся в середине упряжки, хотя по своим собачьим достоинствам мог быть впереди всех. Вэкэт как-то попробовал запрячь его впереди, но на все команды Эльгар отзывался плохо, путал оклики. Лелю, отставленный на это время в сторону, всем своим видом показывал, как он презирает Эльгара и смеется над ним.

Осмотрев собак, Вэкэт вернулся на нарту.

Полозья со скрипом чиркнули по окаменевшему снегу, и прошло некоторое время, прежде чем скрип превратился в иной звук, который мечтательные каюры называют песней мчащейся нарты.

Нарта Вэкэта шла со скоростью, которая может держаться неизменной несколько часов, дней и недель.

При такой езде, когда неизвестно, что будет впереди, лучше всего и вспоминать то, что уже было и что тревожит разум до сих пор.

В воспоминаниях Вэкэт возвращался в родное стойбище: он слышал хорканье телят в оленьем стаде, перестук рогов, крики пастухов, звонкое звяканье пустого котла, грохот накалываемого в чайник льда, тягучие вечерние песни; ноздри вспоминали дым костра, запах слежавшегося под кожаным полом мха, аромат вареного оленьего мяса, свежесть летнего утра… Даже кожа тела тосковала по мягким оленьим шкурам.

Мир детства был прекрасен и неповторим. Особенно та пора, когда происходило кочевье. Каждое утро Вэкэт видел иной пейзаж — новые реки, новые озера, новые холмы, новые горы. Только небо оставалось неизменным. В сказках деда Паата оно было населено оленями, пастухами, молоденькими девушками и быстроногими юношами.

Небесные люди — звезды ходили за оленями. Они переваливали водоразделы, переходили широкие реки по весеннему, слегка подтаявшему льду, поднимались на травянистые склоны гор. Так же кочевали и земные оленеводы. Сначала Вэкэта носили на спине, в специальном меховом мешке. На остановках его подвешивали на высокий шест, и оттуда он таращил во все стороны черные, пронзительные глазки. Потом его повезли в особом детском возке, который тянул спокойный холощеный бык. Широкими, похожими на лопаты копытами он раскидывал на бегу снег.

Как-то маленький Вэкэт свалился с нарты. Он долго лежал, пока не почувствовал голод. Тогда он огляделся и попытался встать. Он видел, как ходили взрослые и дети чуть старше его, собаки и олени, и лишь один он пользовался чужими ногами. Вэкэт поднялся, скатившись с кочки, и сделал несколько шагов. Он не чувствовал себя одиноким, хотя стадо вместе с людьми ушло вперед, а его попросту не заметили. Его беспокоил лишь нарастающий голод.

И голод заставил его закричать. Он кричал, широко раскрыв свой маленький рот. Пробегавший невдалеке волк услышал его вопль и, трусливо поджав хвост, ускакал под защиту приречного кустарника. Дикий олень поводил разросшимися ветвистыми рогами и удалился на вершину горы: он был свободным существом.

Лишь под вечер обнаружили исчезновение ребенка. Мать с отцом примчались на беговых оленях и нашли сына стоящим на кочке и орущим изо всех сил.

С тех пор его стали все называть Вэкэт, что значит Ходящий.

Первыми друзьями Вэкэта были оленята, потому что в олеином стойбище мало детишек: чуть кто народился, тотчас забирают в ясли, в садик, а потом в школу-интернат, и все эти учреждения далеко от стойбища. Пришло такое время и для Вэкэта: пора идти в первый класс.

Заливаясь слезами, мальчик прощался с родными. В то время стойбище стояло далеко от побережья, на берегу озера Иони.

Мать горько рыдала, словно провожала сына навсегда. Отец был сдержан и говорил какие-то невнятные слова. Только дед Паат выразился ясно и определенно:

— Внук мой… Я тебя больше не увижу. Умру скоро. Будь настоящим человеком и не забывай тундру.

Он прижал голову внука к груди, погладил волосы и громко вздохнул.

Окрепшие за лето телята стояли поодаль. Прощание затянулось, и водитель громко спросил:

— Долго будем еще стоять? Мотор работает, и бензин течет!

Отец подсадил Вэкэта в кабину вездехода, рядом с водителем. Вэкэт больно ударился о какую-то железку, но смолчал, сжав зубы. Он собрал всю волю, все душевные силы, чтобы удержать рыдание. Водитель уселся рядом, дернул рычаги, и грохот, ворвавшийся в уши, покрыл слова прощания, которые выкрикивали отец, мать, дед. Оленята в испуге отбежали еще дальше, смешно взбрыкивая ногами.

Вэкэт высунул лицо из окошка вездехода и долго смотрел, пока не исчезли из глаз остроконечные яранги. Теперь он не удерживал слез, и они хлынули таким потоком, что затмили все вокруг.

Когда вездеход нырял в одну из многочисленных лощин, сердце у Вэкэта сжималось от мысли, что он больше никогда не увидит родные яранги. Но вот машина, урча и лязгая железными гусеницами, ползла на склон горы, и вновь показывались родные сердцу жилища, увенчанные столбами голубого дыма.